Невероятная история

Эту историю поведал мне один доктор из Филадельфии. Я познакомился с ним в офисе «Америкен Экспресс» в Майами, и поскольку знал город лучше, смог оказать ему небольшую услугу. Чтобы отблагодарить, он пригласил меня на обед. Распив бутылку шампанского, мы с ним сдружились.

Это был любезный человек, светловолосый и пышущий здоровьем. Поначалу он меня немного утомлял. Его улыбка была чересчур обаятельной. Он, должно быть, часто пользовался ею у постели своих пациентов. Но после второй бутылки я нашел его приятным компаньоном.

Доктор рассказал несколько любопытных анекдотов о макабрических шуточках, играемых природой с человеческим телом. Он говорил спокойно. Он напомнил мне старого профессора биологии, имевшего такие же манеры, из того периода моей жизни, когда я проводил часы, склонившись над микроскопом… «Странные вещи. Очень странные. Некоторые настолько странные, что в книгах можно найти всего два или три из них. Вам, думаю, нетрудно представить, что врачам приходится встречаться с подобными явлениями, а? Но похоже, сюда примешивается нечто вроде стыда… Испытываешь настоящий шок, когда натыкаешься на подобный случай, подтверждающий смутные намеки, найденные в книгах».

И я принялся слушать его историю. И только много позже я понял, что этот человек лжец.

Этот друг — назовем его Хантер, если вы не против — был моим ровесником, и мы вместе провели детские годы. Много лет мы жили совсем недалеко друг от друга в пригороде Филадельфии. И он, и я одновременно узнали страсть к животным. В саду его дома находился ангар, где мы и держали наших постояльцев: мышей, черепах, кроликов и домашних кошек.

Время от времени нам случалось иметь до двадцати животных, размещенных в корзинах и клетках. Естественно, в этом нет ничего странного. Все дети проходят период приручения животных. Странно другое: Хантер так и не вышел из этого периода. Я начал носить длинные штаны, курить и посещать девушек, а Хантер продолжал интересоваться только животными. Когда я разрушил наш союз, он как раз принялся собирать змей. Запутанные узлы змей, которые он помещал под стекло. Кроме того, у него была большая клетка, затянутая сеткой, до отказа набитая всевозможными пауками, которые занимались тем, что пожирали друг друга. Потом кто-то дал ему лисенка. Это было в то время, когда я почти отказался от ухаживания за девушками, чтобы снова присоединиться к нему.

Хантер оставался верен животным. Я не помню, чтобы он хоть раз глянул на какую-нибудь девушку. Но кошки на него реагировали так, что это могло вас напугать.

Не подумайте, что Хантер был совсем странным, разве что его глаза светились нежностью и счастьем всякий раз, как он замечал какое-либо животное… В колледже воздух его комнаты был отравлен звериным зловонием. В ней постоянно слышалось кваканье, беготня, свист. Однако это не мешало ему охотно провести с вами вечер, оставив на вас выбор развлечения. Тем не менее, именно Хантер на первом курсе обокрал сейф в деканате. Но его странность стала очевидной, когда он взял себе лемура. Вы знаете это обезьяноподобное создание с толстым длинным хвостом. Хантер всюду таскал его с собой. Обезьянка усаживалась на плече хозяина, обвив хвостом его шею и вцепившись ему в волосы своими мерзкими получеловеческими ручками. Маленькая лисья мордочка с большими блестящими глазами, которые проницали вас и создавали впечатление, что их владелец задает себе вопросы и пытается думать… Но ни разу за эти годы Хантера не видели с девушкой.

Вы легко представите себе мое удивление, когда я получил от Хантера письмо, где он просил меня приехать в Филадельфию, чтобы познакомиться с его невестой (я заканчивал тогда медицинский факультет в Бельвью). В письме он пытался ее описать, но из нагромождения бессвязных фраз я только понял, что родом она из Джорджии и что он безумно в нее влюблен. Так он писал, но вы знаете, каковы эти женоненавистники, когда какая-нибудь женщина в конце концов приберет их к рукам.

Я не мог отправиться в Филадельфию сразу же, а когда тому представилась возможность, до меня уже дошли некоторые слухи. Вам известны подобные намеки. Кажется, что они входят в одно ухо и выходят из другого. Не всегда и вспомнишь, кто их вам передал. Но они оставляют свой след. Истории были гадкие. В сущности, в них не было ничего порочащего саму девушку. Она, вероятно, была порядочной и принадлежала одной из самых старых фамилий Юга. Тем, чья история начинается раньше войны за Независимость и которые окружены легендами. Говорили, что они владеют огромным поместьем в Джорджии, землю которого не возделывают и где не используют ни одного негра. Негры там неугодны и все слуги — финны…

Финны — это нация молчаливых колдунов… Ходил еще слух о старшем брате девушки. Говорили, он великий математик и знаменитый шахматист, которого никто никогда не видел. Его держали взаперти в маленькой библиотеке с кирпичными стенами, отделенной от остального дома. Время от времени он сбегал ночью от стороживших его финнов и устраивал переполох среди лошадей. Соседи рассказывали, как финны с лампами и веревками в руках гонялись по поместью за голым человеком, непомерно длинные руки которого были обмотаны бинтами и заканчивались утолщениями с голову взрослого мужчины… Небылицы, конечно, но что-то в этих слухах настораживало. И отправляясь в Филадельфию, я испытывал сильное беспокойство.