Я внимательно наблюдала за ублюдком, сидящим на скамье подсудимых, и желание задушить его собственными руками с каждой минутой становилось все сильнее.
— Вы по-прежнему отрицаете свою причастность к происшедшему? — прозвучал мой голос под сводами зала заседаний.
— Абсолютно, — мотнул головой подсудимый. — В тот момент, когда этот парень горел в своем автомобиле, я был дома… Я спал…
— Понятно… Кто может это подтвердить? — как можно спокойнее спросила я, прикрыв горящие ненавистью глаза. — Как видно из материалов следствия, подтвердить ваше алиби никто не может…
— Я спал! — упрямо повторил он. — А когда люди спят, то в свидетели редко кого приглашают.
«Сволочь! — едва не заскрипела я зубами. — Он же издевается надо мной!»
Понимая, что если произнесу хоть одно лишнее слово, то выдам себя с головой, поэтому несколько минут я молчала, напряженно размышляя, потом поднялась и произнесла сакраментальную фразу:
— Суд удаляется на совещание.
А спустя два часа после изнурительных метаний по тесному кабинетику данной мне государством властью я освободила эту сволочь из-под стражи прямо в зале суда.
Гул возмущенных голосов, поднявшийся после вынесения приговора, заставил мои уши и щеки покрыться краской стыда, но повернуть время вспять уже было невозможно.
Я его освободила!..
Трещина на потолке, казалось, разрасталась.
Битых сорок восемь часов я лежала на широченной кровати в нашей с Тимуром спальне и пялилась на треснувший потолок.
Сколько сил вложили мы в эту старенькую квартирку, чтобы придать ей жилой вид! С каким удовольствием мы вместе выбирали обои в местном магазинчике, дурачась и хвастаясь друг перед другом своим умением наклеивать их на стены! И как потом хохотали, проснувшись утром и обнаружив плоды трудов своих отвалившимися от стен и свернувшимися серпантином у наших ног.
— Все, малыш! Хватит! — шевельнул тогда усами Тимур. — Это не наша с тобой стезя.
Пусть этим делом занимаются специалисты.
— А что будем делать мы? — выдохнула я, с обожанием таращась на мужа.
— А мы… — он нежно поцеловал меня в висок. — А мы уедем на край света!..
Краем света оказалась крохотная охотничья сторожка в глухой тайге, где любил проводить школьные каникулы мой муж.
Вековые кедры, спустившись по склонам крутого оврага, обступили ее со всех сторон, надежно спрятав под своими кронами. Маленькая речушка, берущая начало из-под огромного валуна на самом дне оврага, оглашала окрестности многоголосым серебряным перезвоном. И этот звук был, наверное, единственным, нарушающим тишину и безмолвие этого сурового на первый взгляд края.
Мне полюбилось это место, едва я его увидела. Стоя на ступеньках крыльца маленькой уютной избушки, я могла без устали наблюдать, как просыпается солнце, возвещая о рождении нового дня.
— Чего тебе не спится? — выходил на крыльцо Тимур, сонно моргая глазами. — Рано еще!
— Тимочка! — едва не задыхалась я от восторга. — Ты посмотри! Это же просто чудо!
Кромка леса загорается багряным, а затем тускнеет, тускнеет и вдруг зажигается золотом!..
— Малышка моя! — с нежностью выдыхал мой супруг. — Тебе бы стихи писать, а не заниматься судебными разбирательствами…
— Это тоже нужное дело, — возражала я, безропотно подчиняясь сильным рукам Тимура. — Кто-то должен заниматься и этим!
Наши безобидные препирательства обычно заканчивались, не успев достигнуть апогея.
Вообще, по правде сказать, за нашу с ним недолгую совместную жизнь, а она насчитывала ни много ни мало — два года, я не помню ни одной мало-мальски серьезной ссоры. Единственное, что отравляло мне существование, так это то, что он до сих пор не спешил оформлять. наши с ним отношения.
— Это простая формальность, малыш! — смеялся он, щекоча мне усами шею. — Ни один штамп в паспорте не заставит меня полюбить или разлюбить кого-то… Ты моя жена перед богом, а остальное все неважно.
Со временем я свыклась с этим и иначе как супругом его не величала. Жизнь текла, стирая шероховатости в наших отношениях и наполняя великим счастьем обладания друг другом.
А эти три недели, проведенные вдали от цивилизации, были, наверное, самыми счастливыми за все то время, что мы были вместе.
Просыпаясь ближе к полудню после испепеляющего любовного марафона, мы брели к ручью, набирали воды и там же готовили нехитрую трапезу. Тимур мог при этом, вооружившись удочкой, напевать во все горло какие-то песни на странном непонятном языке.
— Ты всю рыбу распугаешь! — хохотала я, склонившись к котелку с супом.
— Так пугать-то некого! — делал он дурашливую физиономию. — Ее тут и нет!
Как ни странно, но рыба ловилась. Мы ее варили, жарили, даже ухитрились засолить на таранку. Но есть ее нам не пришлось, она так и осталась подвешенной к потолку на длинном капроновом шнуре.
* * *
— Анька! — раздалось под самыми моими окнами. — Ты дома?
Так могла орать, распугивая всех дворовых кошек и кур, только моя подруга Тонька. Ей плевать было на то, что сейчас половина седьмого утра и многие люди в этот час могут еще спать. Ей нужна была я, а все остальное было неважно!
— Анька! — уже более требовательно заголосила Антонина. — Выгляни наконец!
Отвлекшись от трещины в потолке, созерцанием которой я занималась вторые сутки подряд, я поднялась с кровати и, с трудом переставляя ноги, выглянула с балкона.