Так не должно было случиться, подумал Марли, бросив взгляд на свои трясущиеся руки. Кровь бродяги была повсюду. Все пошло наперекосяк.
Не жалея джинсов, он как мог обтер ладони. Упершись в колени и содрогаясь всем телом, заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и восстановить в памяти последние десять минут.
Сначала бродяга, потом гонка, едва не закончившаяся под колесами такси… и вот он здесь.
Только началось все еще раньше. Да, сначала была девчонка. Он присмотрел ее в Сохо в суши-баре — модное пальтишко, аппетитные длинные ноги в обтягивающих леггинсах. Подождал, когда выйдет, и чуть приотстав, двинулся следом по Шафтсбери-авеню, подняв воротник от дождя и скрыв лицо капюшоном. Набившая оскомину пронзительная желтизна рождественской иллюминации дробилась и расплывалась в подернутых рябью лужах.
Интересно, кто такая, чем зарабатывает? Может, танцовщица, с такими-то ножками? А личико точеное, прямо модель, и взгляд этакий, свысока. Слишком хорошенькая для обычной шлюшки. Так или иначе, он ее получит.
Во всяком случае, так планировалось.
Точно, сначала была девчонка. Стильная такая, не простая, вот и решил с нее начать. А когда она свернула на Грейт-Уиндмилл-стрит, не мог поверить своей удаче.
Медно-зеленый купол общественной парковки маячил в конце улицы, словно один из многочисленных лондонских театров, а здесь, на задах «Аполло», между пабом «Лирик» с его грифельными досками, перечислявшими пироги, паштеты и тайских цыплят, и заброшенной стройкой, похожей на полусобранную модель из детского конструктора «Меккано», начинался Хэм-Ярд, едва освещенный тупичок, куда выходили лишь окна покинутых на ночь офисов.
Рука в кармане сомкнулась на гладкой рукояти ножа.
Они прошли «Лирик» и поравнялись с входом в тупик, до девчонки оставалось всего несколько шагов, и тут появился бродяга.
— Не будет сдачи, командир? — прокаркал он, распространяя зловоние немытого тела. В заскорузлой лапище, грязной, как у механика, который провалялся весь день под машинами, блеснула золотом жестянка с какой-то дешевой отравой.
Девушка испуганно вскрикнула и ускорила шаг, глянув на Марли и оборванца с одинаковой брезгливостью.
— А ну, вали отсюда! — прорычал Марли, сжимая нож в кармане.
— Ты чо, сынок, — прошепелявил пьяный, — хоть монетку бы, три дня ни крошки во рту.
— Пшел вон, говорю!.
— Да лан, совесть-то поимей… — Шаркая заплетающимися ногами, бродяга качнулся вперед, расплескивая на себя жидкость из банки, и цапнул другой клешней Марли за куртку.
Может быть, старик пытался просто удержаться на ногах, но это так и осталось неизвестным. Узкое лезвие блеснуло в тусклом свете фонарей, и Марли втолкнул все еще бормочущего бродягу обратно в тупичок, где тот и остался лежать грудой вонючих лохмотьев среди черных мешков с мусором.
Все планировалось совсем не так. Такого вообще не должно было случиться. Девчонка испарилась, жизнь бродяги оборвалась в тупике, а Марли стоял, сжимая опоганенный нож, аккурат под уличной камерой наблюдения.
Сердце взорвалось барабанным боем, качая адреналин до боли в ребрах. Мгновение, другое, и вот он уже прыгает через ограждение на пешеходном переходе, уворачивается от автобусов на Шафтсбери-авеню и бешено мчится мимо Трокадеро, возникая призраком в лучах фар под какофонию автомобильных клаксонов. Не обращая внимания на светофоры вокруг Пикадилли-серкус, оставляет позади Грейт-Уиндмилл-стрит и врывается в транспортный водоворот, разгоняющий своим сиянием зимний сумрак.
Черное лондонское такси выскакивает словно из-под земли. Стремительно надвигается, заливая слепящим светом, оглушая ревом сирены. Скрежет, пронзительный визг тормозов, испуганные вопли прохожих…
Марли медленно распрямился. Сердце еще колотилось, но дышать стало легче. Он посмотрел на свое отражение в черной зеркальной витрине.
Темно-синий капюшон, надвинутый на глаза, грубая куртка защитного цвета с поднятым воротом. Темные джинсы казались в зеркале почти черными. Взгляд едва можно было различить в темноте, но плохо вытертая кровь на ладонях бросалась в глаза.
Еще раз глубоко вздохнув, Марли сунул руки в карманы и развернулся, осматривая улицу.
Никогда прежде он не видел на Хеймаркет столько народу, даже в предрождественские дни. Сгорбленные фигуры, потухшие лица. Кто-то из толпы наверняка обратил на него внимание, заметил кровь.
Тощая изможденная старуха с раздутыми сумками в костистых руках, похожих на птичьи лапы, вдруг обернулась, вперившись в него темными провалами глаз. Беззубый рот, похожий на воспаленную рану, приоткрылся в беззвучном крике. Марли машинально потянул из кармана нож, но старая карга уже снова отвернулась и шаркала дальше по лужам в разбитой брусчатке. А слева и справа напирали, толкаясь, другие пустые лица и обвисшие рты — тысячи и тысячи убогих, обездоленных, униженных.
Спокойно, сейчас не время для паники. Надо спешить, уйти как можно дальше от той помойки. По записи уличной камеры никто его не опознает. Лечь на дно и выждать — и первым делом сменить одежду, а эту сразу сжечь. Уничтожить все следы, тогда полиция никак не свяжет его с убитым бродягой.
