«Как может быть фартовым или нефартовым телекомментатор? Способен ли человек, не участвующий в игре, не являющийся тренером или судьей, влиять на исход матча? Да и само странное слово «фарт». Англичане с американцами — те вообще, как его услышат, так удивленно вздымают брови и морщат нос… Посмотрите перевод в словаре».
Под ярким полуденным солнцем я шел по железнодорожной платформе Внуково, и все эти вдруг завертевшиеся в голове мысли не имели никакого отношения к реальности прекрасного августовского дня. Позади были очередные сутки летней Олимпиады, которую мы на этот раз освещали из Москвы. Без Рио-де-Жанейро и белых штанов — ничего страшного! В конце концов, футбольную Мекку удалось посетить за два года до того, когда в Бразилии был незабываемый чемпионат мира. Чего стоила хотя бы работа на «Маракане»! Помните, как немцы в дополнительное время вырвали победу у аргентинцев? То был мой шестой чемпионат мира в качестве телекомментатора Первого канала и четвертый репортаж о финальном матче.
И вот уже четырнадцатая Олимпиада, начиная с московской, на которой я работал в далеком 80-м еще корреспондентом ТАСС. Восемь лет спустя была совершенно необычная поездка на Игры в Сеул: туда я отправился переводчиком сборной СССР по борьбе. Поэтому жил в Олимпийской деревне и имел доступ в святая святых — за кулисы соревнований. А в Альбервиле на зимних Играх-92 получил предложение от телевизионщиков. С тех пор — в Останкино. И снова Олимпиады: еще пять летних и шесть зимних.
Так что начиналось все уже почти сорок лет назад в олимпийской Москве, и вот круг замкнулся. Интересно, что для «anchorman», как называют ведущего в студии англичане и американцы, особой разницы-то и нет. Сидней или Афины, Пекин или Лондон — наши рабочие помещения на их телецентрах мало чем отличались друг от друга. А все они, вместе взятые — от специальной студии, воздвигнутой на время Игр-2016 в Останкино.
В дословном переводе «anchorman» — это что-то вроде «человек-якорь». Очень точно: сидишь, как якорем к стулу прицепленный…
Кстати, про настоящий якорь. С его помощью я пытался раскачать застрявший у побережья Антарктиды ледокол. Чистая правда! Но об этом чуть позже.
Итак, я шел по внуковской платформе, радуясь тому, что сейчас, добравшись до дома, смогу выспаться перед своим очередным «олимпийским будильником» в четыре утра. И при этом мысленно рассуждая о суеверии — жалком уделе тех, у кого нет веры. Так ведь говорят?
В эту секунду я почувствовал, что лечу. Нет, не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле слова. Под находившейся ближе к краю платформы левой ногой обрушился кусок бетона. Впрочем, это я узнаю только сутки спустя, когда Оля привезет фото рухнувшего подо мной перрона в больницу. А пока, совершив самый настоящий «фосбюри-флоп», я со всего маху и с довольно приличной высоты спиной брякнулся на рельсы.
Думаю, замысловатый стиль невольного прыжка во многом предопределил надетый через плечо тяжелый планшет. И он же в итоге спас позвоночник.
Сумку я купил в Берлине с четвертого за два года захода в один и тот же магазин. Сначала не было с собой достаточного количества денег, потом не срабатывала банковская карточка, в следующий раз сам предмет на время исчез с прилавка…
Мистика! За всю жизнь я ни разу так не стремился приобрести какую-то конкретную вещь, тем более столь прозаическую! Но ноги сами несли в ту неприметную лавку. А теперь, возможно, продолжают носить меня только потому, что при приземлении выстраданное немецкое приобретение счастливым образом оказалось между спиной и рельсой.
Более ста кг живого веса уже готовы были стать страшным приговором. Но сумка! Никогда не видел айпэд, словно лего, расколотый на мелкие кусочки. А как вам мобильник, превратившийся в подкову (на счастье?)! Интересна судьба банана, который я взял с собой на работу, но не успел съесть в олимпийской запарке. Он просто исчез! Точнее, стал частью текстуры самой сумки, въевшись в ее стенки настолько, что теперь всю оставшуюся жизнь я, открывая мою спасительницу, буду чувствовать запах далекой экзотической плантации. Или как минимум любимой с детства пластиночной жвачки Juicy Fruit, которую тогда привез из командировки на Кубу мамин папа — дедушка Коля.
…Над койкой в Боткинской улыбался лечащий врач:
— А вам повезло, Виктор Михайлович! Всего-то три сломанных, да и то не сами позвонки, а отростки. Это месяца два в постели. Пишите книгу.
— Спасибо, доктор. Но как — в таком положении?
— Ну как? Печатайте одним пальцем. И начните с того, что вы — фартовый…
