Юношу, почти мальчика, снова и снова допрашивали серьёзные люди из спецслужбы, но он совсем не боялся. Все их угрозы он пропускал мимо ушей, и говорил им только то, что считал нужным. Причём говорил спокойно и рассудительно, как умудрённый жизнью старец.
— Своё имя я вам не назову, — заявил он в ответ на заданный уже, наверно, в сотый раз вопрос. — Вам оно без надобности.
— Тебя взяли с оружием, — напомнил ему оперативник, ведущий допрос. — Десяток крупнокалиберных пистолетов, и запасные обоймы к ним. Все патроны — с серебряными пулями. На кого ты собирался охотиться?
— Ни на кого. Я недостаточно подготовлен для охоты. Стрелять должны были другие люди.
— Кто они? Где и когда ты должен передать им груз?
— Кто они, я вам не скажу. Передавать им ничего я уже не должен, потому что меня арестовали.
— Пока что только задержали. Если ты назовёшь нам своих сообщников, мы тебя отпустим. Нам малолетки без надобности.
— Я вам ни капли не верю. В любом случае, я никого не выдам.
— Татуировка на левой руке, крест в круге — знак вашей банды?
— Не состою ни в какой группе людей, которую считаю бандой. В любом случае, ни о себе, ни о своих знакомых я говорить не буду.
— Да что ты заладил «в любом случае», «в любом случае». Всё ты скажешь, есть у нас такие мастера, что им все отвечают, даже те, кто не хочет. Но об этом позже. А сейчас скажи, на кого собирались охотиться те, кому ты вёз на поезде это серебряное оружие.
— На чудовищ. Они похожи на людей, но не люди.
— А кто? Вампиры?
— Не знаю. Мне должны были рассказать позже. Теперь не расскажут.
— Это да. Эх, парень, мне тебя даже немного жалко. После допроса наших спецов ты станешь инвалидом. Может, всё-таки расскажешь мне?
— Я не стану инвалидом. Я умру, — с этими словами мальчишка с глазами старика действительно умер, и лучшие медики спецслужбы, как ни старались, не смогли ни вернуть его к жизни, ни достоверно установить причину смерти.
* * *
Лита не любила зимнюю стужу. Летний зной она тоже не любила, но стужу — больше. Сейчас она даже в тёплой шубе поёживалась от порывов пронизывающего ветра, который ещё и пытался сорвать с неё шапку. Шла она осторожно, ведь под скрипучим снегом прятался лёд, и в темноте зимнего вечера на высоких каблуках запросто можно было упасть, что-нибудь себе сломать, и в результате так и не дойти до заветной цели.
А цель у неё была не рядовая — Ритуал, первое в её многогрешной жизни свидание с мужчиной. Лита волновалась, но этого никто не смог бы заметить — постороннему взгляду она представала уверенной в себе женщиной, пусть не первой красавицей, но достаточно привлекательной для большинства мужчин. Некоторые из случайных прохожих оборачивались ей вслед, но она, как обычно, не обращала на них внимания, к тому же сейчас для неё существовал один-единственный мужчина, некий Бонифаций, тот самый, к которому она спешила.
Обледеневшие ступеньки подъезда уже посыпали песком, так что она легко добралась до двери и, не снимая перчаток, набрала на домофоне номер квартиры. Дождавшись ответа, Лита произнесла в микрофон «Это я», и услышала щелчок отпирающегося дверного замка. Шагнув внутрь, в тепло, она вдруг явственно почувствовала, что там, в квартире Бонифация, её ждёт смерть. Нет, не её смерть, а может, его, или кого-нибудь другого. Интуиция Литы была не очень сильной, она часто давала сбои, даже если предчувствия казались отчётливыми. Нет, основываясь на одной только интуиции, повернуть назад она не имела права.
Поднявшись лифтом на седьмой этаж, она достала из сумочки ключи и попыталась открыть дверь крайней справа квартиры. Два замка были почти одинаковыми, и какой из ключей куда вставляется, угадать по внешнему виду не получалось. Звонить или стучать ей строго-настрого запретили, войти она обязана без помощи хозяина. Наконец, дверь отворилась, и Лита оказалась в прихожей. Пристроив на вешалку шубу, шапку и шарфик, она вполголоса сообщила, что пришла. Бонифаций был очень стар, но слух сохранил.
— Литочка, проходи, — жалобным голосом проскрипел старик. — Только сапожки сними. Если хочешь, надень мои тапочки. Эх, я же тебя помню с самого твоего рождения, даже на коленях тебя качал…
— А сейчас покачаешь на чём-то другом, — прервала его Лита, совершенно не страдающая сентиментальностью. — Ты что-то болтал о тапках. Где они? Я не вижу.
— Что, нет тапочек? Ну, тогда проходи так.
Лита, выругавшись, вошла в спальню в шерстяных колготках. Бонифаций стоял рядом с роскошной кроватью, одетый в шёлковый халат.
— Не люблю я баб в таких колготках, — брюзгливо заявил он. — Неужели не могла ради меня тоненькие надеть?
— Заткнись! — рявкнула Лита и оскалилась, вот теперь никакой прохожий не захотел бы взглянуть на неё дважды. — Ты мне противен не меньше, чем я тебе, но ни я, ни ты не можем избежать Ритуала, так что обойдёмся тем, что есть. А колготки я сейчас сниму.
— Верни нормальное лицо, — захныкал Бонифаций. — Ты сейчас похожа на ночной кошмар. Мне и так кажется, что я не доживу до полуночи.
Она усилием воли снова придала себе уверенно-безразличный вид, и начала, не спеша, раздеваться. Из-за холода одежды на ней было много, но тут уж Лита ничего не могла поделать. Подождёт старик, никуда не денется. А тот сбросил халат и остался голым, но с пистолетом в руках.
