Ежемесячный приёмный день его королевского величества Дагобера Шестого подходил к концу. Монарх сидел мрачнее тучи: сегодня просьбы были одна другой глупее, а последняя и вовсе довела его до того, что он с трудом поборол желание использовать тяжеленную золотую палку скипетра по первичному назначению любой приличной палки. А ведь пока он здесь общается с на глазах наглеющими подданными, его возлюбленная супруга Эрменгарда готовится в девятый раз стать матерью!
Потому король сидел как на иголках: девочка или… о боги, если вы есть, то есть, конечно же, вы есть, я в этом никогда не сомневался, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет не девочка!
Наконец последний проситель покинул приёмную залу, и король с облегчением передал скипетр и державу канцлеру, с кряхтением покидая трон, ещё утром казавшийся таким удобным…
— Ваше Величество! — зазвенел под сводами приёмной залы девичий голосок.
Дагобер с мученическим стоном потянулся за ненавистными символами королевской власти, и только вновь обременив себя необходимыми атрибутами самодержца, разглядел, что это вовсе не проситель, а одна из бесчисленных младших служанок.
— Чего тебе? — буркнул король, обычно куртуазный с дамами любого сословия, но сейчас неимоверно уставший и оттого неприветливый.
Его суровость не сбила девушку с жизнерадостного настроя:
— Её величество только что счастливо разрешилась от бремени. Примите мои искренние поздравления!
"Боги, неужели, наконец-то…"
— У вас девочка! — лучась счастьем, выпалила служанка.
Секунду спустя монаршая немилость, вращаясь как бумеранг, миновала испуганно присевшую служанку и отбила кусок штукатурки с колонны за головой глупышки, неожиданно сообразившей, почему новенькой единодушно доверили столь ответственную миссию — объявить о рождении принцессы.
— Восьмая! — простонал король, принимаясь размеренно бить себя в лоб державой.
— Ваше величество, — аккуратно отобрал у него орудие незавершенного самоубийства канцлер. — Соберитесь. Подумайте, каково приходится королеве. И что она вам скажет. Попытайтесь придумать хотя бы пару ответов…
"Которые я успею выпалить до того, как в меня полетит очередная ваза"…
По дороге в опочивальню супруги Дагобер окончательно сник. С каждой беременностью характер его дражайшей половины портился всё больше, и король не мог её за это винить. Но что поделаешь!
— Королевству нужен наследник, — заявил он с порога. — Только поэтому я…
— Сядь, — отрезала его супруга, и король обречённо замолк и опустился на край постели. Роженица выглядела уставшей, но отчего-то вовсе не разочарованной — и Дагобер насторожился.
— Я прекрасно знаю, что королевству нужен наследник, — промолвила Эрменгарда с долей яда, способной убить дракона ("Не более тринадцати футов в холке и принятой натощак", — уточнила бы Бруня). — Запасной наследник, поскольку основной сейчас бродит неизвестно где в весьма сомнительной компании.
— Я ула…
— Неважно, — оборвала супруга королева. — Девятые роды, дражайший мой супруг, позволили мне понять одну вещь… С меня хватит! — рявкнула она, и за неимением лучшего швырнула в мужа подушкой.
Закаленный многолетней практикой монарх ловко увернулся и едва не сделал ответный выпад — но вовремя вспомнил, что он не на фехтовальной площадке, где скорость его реакции уже пару десятилетий как вошла в поговорку.
Если бы соратники узнали, благодаря чему её он приобрёл, то прославленный бретёр умер бы от стыда. Но, на его счастье, Эрменгарда была истинной королевой, и сор из дворца предпочитала не выносить.
— Что ты предлагаешь, солнышко? — на всякий случай готовясь спрятаться за подпорку балдахина, жалобно вопросил король.
— Я больше рожать не буду, — отрезала королева, и на этот раз супруг понял, что её не переубедить. Таким тоном к смертному приговору добавляют: "Обжалованию не подлежит". — За меня это будет делать другая.
— О! — вопреки воле короля, его губы едва не расплылись в мечтательную улыбку.
Но Дагобер был мудрым человеком, и потому задавил непозволительные фантазии в корне и устремил преданный взор на подозрительно следящую за выражением его лица супругу.
— Вы рано радуетесь, дражайший мой супруг, — процедила она сквозь зубы. — Речь не о вас, а о нашем мальчике.
— О Флориане? — хлопнул глазами король.
Дверь за его спиной распахнулась, и Дагобер нервно обернулся — чтобы встретиться глазами со старшей дочерью.
— Как ваше здоровье, матушка? — церемонно поинтересовалась та, закрывая дверь.
— Благодарю, прекрасно, — в том же духе отозвалась королева и, когда принцесса поравнялась с отцом, на тон ниже спросила: — Подслушивают?
— Разумеется, — пожала плечами принцесса, присаживаясь в изголовье.
Король в который раз отметил их несомненное сходство: длинные прямые волосы цвета ореховой коры, идеального цвета кожа и большие глаза (Ах, какие глаза! За эти глаза он когда-то и полюбил свою супругу. Он пропал, когда она подняла на него прекрасные, беспомощные и невинные очи… На то, чтобы открыть собственные и разглядеть истинный характер юной Менечки, ему потребовался почти год).
— Уже поговорили о моём дражайшем безответственном братце? — произнесла принцесса Бертрада ("Да-аа… Такая доза презрения пробьёт даже драконью шкуру!" — авторитетно заявила бы Бруня).
