Завтра зимние каникулы. Отложены в сторону тетрадки и учебники, заброшена в угол школьная сумка, забыто расписание уроков. Теперь целых десять дней можно не думать о школе и заняться чем угодно. Можно съездить в город, побывать в кино и в музее, посидеть с удочкой над лункой, пробитой во льду, поохотиться на зайцев. Но в первую очередь Федя Стрешнев решил вволю походить на лыжах. Они и так с прошлой зимы залежались на чердаке, и Федя даже не уверен, сумеет ли он с первого же дня пройти двадцать — тридцать километров и съехать без палок с любой горы.
Правда, мать заикнулась было, чтобы Федя с недельку походил на ферму, помог ей подвозить для коров корма, воду, убирать навоз, но отец резонно заявил, что у сына законный отдых и пусть он побольше спит, ест и гуляет на воздухе.
— Ничего, он парень жилистый, — сказала мать.
— Взрослые хоть зимой передышку имеют, — заспорил отец. — А наш работяга всё лето и осень в поле вкалывал, а зимой — за партой… Ты смотри, у него до сих пор руки как у заправского тракториста.
Мать больше не настаивала, и Федя понял, что на время каникул он вольная птица.
С вечера он достал с чердака лыжи, смазал их салом, натёр суконкой, исправил крепления.
«Надо и Тане лыжи наладить», — подумал Федя. Ведь с кем, как не с ней, он пойдёт завтра на лыжах. Они уедут в дальний лес, покатаются на крутых склонах Епишкиного оврага. Затем разведут костёр на поляне и долго будут сидеть у огня, печь картошку и слушать белую тишину.
Недолго думая Федя отправился к Фонарёвым, которые жили недалеко от Стрешневых.
Новый просторный дом Фонарёвых вкусно попахивал смолой и был заставлен добротными вещами: кровати с никелированными шарами, славянский шкаф с зеркалом, горка с посудой, на круглом полированном столике — ламповый приёмник. Выскобленный добела пол застлан половиками, на подоконниках густая заросль цветов.
Таня, смуглая, с решительно вздёрнутым носиком, с бровями вразлёт, сидела за обеденным столом и, покусывая кончик толстой косы, с деловым видом просматривала тетради. Рядом с ней сидел Дима Клепиков и, посапывая, что-то писал на клочке бумаги.
«Этот-то чего у Фонарёвых опять околачивается?» — с неприязнью подумал Федя, завидуя тому, что Димка так часто и запросто заходит к Тане.
Прижавшись спиной к тёплому боку протопленной печки-голландки, Танина бабушка, Фёкла, сноровисто вязала шерстяной платок.
Чистенькая, востроглазая, насторожённая, как вахтёр в проходной будке, она то и дело поглядывала на внучку. Так у Фонарёвых было заведено: когда Таня занималась, ей никто не мешал.
— Тихо ты, оглашенный! — шикнула бабушка на Федю, когда тот грохнул тяжёлой дверью, и покосилась на его заснеженные валенки. — Не видишь разве — сочиняют.
Усердно шаркая валенками о половичок у двери, Федя не очень уверенно заговорил о лыжной вылазке: деловой вид Тани всегда немного приводил его в смущение.
— Понимаешь, скоро лыжные соревнования с перегудовской школой, — продолжал Федя, — надо команду подбирать, тренироваться…
— Очень хорошо, — кивнула Таня, откладывая в сторону авторучку. — Вот вы с Сашей и начинайте… Это вам поручено.
— А ты? — вырвалось у Феди, — Хочешь, я тебе лыжи подготовлю…
— Ну что ты, Феденька, когда мне… — Таня снисходительно пожала плечами. — Завтра еду в область. На слёт ученических бригад. Алексей Маркович говорит, что мне выступать придётся. Вот срочно рапорт готовлю…
— А Димка, значит, помогает, стишата кропает. Для украшения рапорта…
— А что ж… — ухмыльнулся Клепиков. — Мы, брат, такой рапорт сварганим, под аплодисменты пройдёт. Ещё в газете напечатают.
— Счастливый ты, Федя! Ни нагрузок у тебя, ни поручений. В дальний лес пойдёте, с гор будете кататься, — с деланным сожалением вздохнула Таня, небрежно кивнув на кучу ребячьих отчётов и дневников о производственной практике. — А мне, видишь, сколько материалов надо просмотреть… Голова вспухнет.
Но по её глазам Федя понял: Таня очень довольна, что ей придётся выступать на слёте.
— А кто ещё на слёт поедет? — спросил Федя.
— Должна бы Варвара Степановна, но её на какой-то семинар вызвали. Теперь сам Алексей Маркович собирается…
— А о чём рапортовать будешь? — помолчав, опять спросил Федя.
— Странный вопрос… — удивилась Таня. — О чём обычно на слётах рапортуют. О том, что сделано, какие у нас достижения… Как школа колхозу помогала…
— Сколько мы минеральных удобрений заготовили, — подсказал Димка.
— Да, об удобрениях в первую очередь скажу, — согласилась Таня. — Здорово у нас тогда получилось… И вообще наша бригада немало сделала. Сколько ребят трактор освоили, автомашину…
— Трактор-то освоили, а землю другие пахали, колхозные трактористы, — заметил Федя. — Они и хлеб сеяли, и картошку сажали, а мы только смотрели на машины да облизывались.
— Ну, ты, скажем, немало на машинах поработал, — примирительно заметила Таня.
— Уж и поработал!.. Всё на подхвате… Кого упросишь, к кому пристроишься. Заболеет тракторист — Федька за руль. Загулял штурвальный на комбайне — опять Стрешнев на выручку. К каждой дырке затычка…
Надо сказать, что к машинам Федя привязался уже давно. До окончания школы было ещё далеко, а он никак не хотел отставать от взрослых ребят, от парней, особенно от старшего брата Николая, — те водили грузовики, тракторы, пахали землю, сеяли хлеб.