Алексей Алехин
Московское время
Теннис в 1939-м году
Перед войной они любили смотреть через улицу на теннисную игру во дворе посольства. Ложились животами на широкий подоконник и подолгу глядели со второго этажа, как игроки перебегают по корту, посылая друг другу тяжелый ворсистый мяч.
В доме, где жили Коля и Марина, когда-то бывал Шаляпин. Даже показывали кресло, в котором он не раз сидел. Позже наставили деревянных перегородок, забили высокие двустворчатые двери из комнаты в комнату и прорубили новые, низенькие - в коридор. Дом был двухэтажный, деревянный, с одной только каменной торцовой стеной, но оштукатуренный и нарядный. Правда, к тому времени, когда брат с сестрой полюбили посольский теннис, штукатурка успела обвалиться местами, открывая под желтой плотью доски и дранку сеточкой.
Все-таки дом простоял войну и долго после, когда Марина из него уже уехала. Его сломали только в начале семидесятых, как принялись расчищать этот тихий московский уголок, вновь приглянувшийся градоустроителям.
Одной стороной корт примыкал к глухой стене светло-зеленого посольского особняка, памятника архитектуры. А с трех других высокий сплошной забор отделял его от улицы и дровяного склада, где все обитатели дома покупали дрова. В очередь становились затемно. Колина и Маринина няня, выписанная в свое время из деревни и ставшая вроде члена семьи, приходила часа в четыре утра и почти всякий раз оказывалась за дровами первой.
Раньше на месте склада было небольшое церковное кладбище, под дровами попадались съеденные ржавчиной погнутые кресты.
Сама церковь, огромная, грязно-белая, с чем-то византийским в облике, громоздилась дальше. Это был невероятных размеров куб с барабаном и зеленым куполом без креста. Церковь казалась особенно голой и неживой, потому что кто-то распорядился всю ее выбелить, поверх наружных фресок. Впрочем, побелка почти сразу посерела и поплыла потеками, лишь углубления, где прежде гнездились росписи, глядели слепыми бельмами, наподобие греческих статуй.
Когда-то в ней венчался знаменитый поэт, а кроме того - Колины с Мариной бабушка и дедушка. После революции церковь пустовала, потом в ней устроили мотоциклетные мастерские, а позже - институт по изучению электрических явлений. По ночам в узких сводчатых окнах вспыхивали голубые разряды. И делалось жутко, особенно вспомнив нянины рассказы про ад.
В конце сороковых, что ли, в общем, теперь уже давным-давно, на месте склада разбили сквер. После ему дали имя писателя, который перед войной любил тут посидеть, обдумывая свои произведения, так писала газета. Но это неправда - тут перед войной был дровяной склад.
Все же сквер получился уютный. Под Новый год в нем устраивали елочный базар, где Марина уже для своих детей покупала елки. На усыпанном иголками зеленом снегу топтались продавщицы в толстых валенках и тулупах. Было весело. И Марина вспоминала детство, когда елки на Новый год считались предрассудком и им, детям, тетя наряжала игрушками и цветной бумагой большую герань. Но это совсем раньше...
А во времена тенниса, перед войной, брат и сестра учились в школе. Брат увлекался радио, фотографией и всякой техникой. А Марина умела шить и вязать. Она часто перевязывала кофточки, варежки, потому что новых было негде купить. Однажды только отец принес из торгсина синий с красным вязаный костюмчик, немножко большой, но Марина его переделала и носила несколько лет подряд, перевязывая рукава, когда делались коротки или протирались локти.
В то время они любили лежа на подоконнике глядеть на посольский теннис.
Обычно играли девочка лет пятнадцати, примерно Марининых лет, и мужчина с молодым смуглым лицом и коротко стрижеными темными, такими же, как у девочки, волосами.
Они выбегали на корт со сверкающими на солнце ракетками, в ослепительных белых костюмах - особенно хороша была крошечная юбка на девчонке и яркая лента в волосах - и разбегались по разные стороны сетки.
Эта пара играла примерно в равную силу, на счет, часа полтора, два. С корта они уходили одинаково мокрые, раскрасневшиеся, разговаривая и держа ракетки под мышкой. Проиграв, девочка всегда спорила, а мужчина шагал рядом, улыбаясь и подбрасывая и ловя мохнатый белый мячик.
Иногда вместо него выходила женщина лет сорока. Но она была тяжеловата, бегала медленнее, а главное, ее игре не хватало жизни - она играла старательно. Поэтому Коля с Мариной больше любили, когда у девочки был первый партнер.
Из их окна посольский корт был как на ладони. Они видели, как один из двоих подбрасывал мяч и бил, посылая на дальнюю сторону площадки, слышали тугие удары мяча, голоса игроков, выкрикивавших счет. Марина думала о том, что с корта не видно улицы, дровяных сараев и сложенных в штабеля дров, а только ровная темно-зеленая краска забора, узкая кайма выбивающейся из-под него травы, красноватая земля корта, синее небо, верхушки деревьев и купол без креста, сетка и взлетающий в небо белый мяч.
Ни разу в жизни Марина так и не играла в теннис.
Началась война. Окна посольства заколотили досками, и все уехали. Наступила зима. Во дворе на месте корта лежали скучные серые сугробы, закрапленные угольной пылью. В сорок втором Марина кончила школу, пошла в педагогический. Коля поступил в электротехнический годом раньше - его не призвали из-за испорченного зрения. Потом он работал, так и не женился. Когда дом в начале 70-х ломали, получил маленькую квартирку в новом районе, в девятиэтажном доме возле железнодорожных путей. Там и живет сейчас, хотя болеет.
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
