Московское время - [4]
Какое там письмо, они родятся-то через полвека с лишним.
Эти двое мне не нравятся. С двух сторон разом во двор. Хотя, у того тележка. Ты где пропал, я ищу, ищу. Мне пресс перевозить. А, ну ладно. В подвал ушли. И мне идти. Куда только. Направо.
Нет, надо записку на чем-то. На стене типографии. Так закрасят ведь. Прошлый год опять красили. На чем-то надо, что в доме есть, но старом.
Так старого-то и нет почти. Что при переездах побросали, что само рассыпалось. Так, несколько книг, часы стенные, буфет. Кресла из комиссионки. Не на столовых же теткиных ложках. Где их найдешь.
А буфет, часы, это ж Машиной семьи. Бес его знает, где они жили тогда. То есть теперь. Ну, картина дедушкина. Мои-то я знаю, где живут. У Никитских, еще в своем старом доме. Картина там должно. Ну и что. Снаружи написать, сотрут. За шестьдесят-то пять лет. Сзади на холсте, так туда сроду никто не заглядывает.
А если в "Брокгаузе", он тоже дедов. На полке над диваном стоит. Ну а туда кто полезет. И когда. А надо, чтоб сразу.
Мне этот тип не нравится, возле той носатой легковушки. На того молодого похож, на берегу. Только в рубахе уже, и штаны целые. Что он мне в спину смотрит. Вот и Собачья. Мы сюда в детстве ходили с санками. А мне правей. Куда я иду, идти-то некуда.
Мне отсюда не выбраться.
Придумал! Правда, придумал! Карта звездная, старая. Из фламмарионовой астрономии, дореволюционной. Дядькина еще. Ему сколько теперь, девять? Может, ее еще и нет у него. Но попробовать, попробовать. Она ж теперь... то есть не теперь, а... ну, в общем, понятно, она у Андрюшки на стене приколота. Дядя Коля прошлый год откуда-то вытащил, подарил. Попробовать.
А я ведь и так в ту сторону иду. Вон, церковь уже. Там теперь мотоциклетная мастерская должна быть, по рассказам. Точно, вон железки за оградой. А вместо сквера сараи какие-то. Дом! Дом наш. Желтый, облупившийся!
С парадного не войти, как я представлюсь-то. Надо с черного, с черного. Со двора.
Девчонка рыжая гуляет, вся в веснушках. Белые туфли с лямочкой. На мою Наташку похожа чуть, когда маленькая была. Да это ж мама! Мама, мама, ей-богу. Ей теперь... Ну да, семь, или шесть. Точно, и этот белобрысый ей кричит, это ж дядя Коля! Маринка, ты зачем мою проволоку взяла. А вот и взяла, а вот и взяла. Мне для куклы надо. И это няня их разнимать выбежала. Пока что шасть в дверь. Наверх, наверх. Круто-то как. И в детстве, когда мы жили тут, круто было. Еще круче даже. Дверь нараспашку.
Так, тут кухня. А направо наша детская. Ага, не заперто.
Нет, не детская. Ну да, тогда тут у дедушки с бабушкой спальня была. Кресла, стол письменный маленький - его не помню - а вот и картина, та самая. Букет в белой вазе. Дед сам писал. Но мне-то детская нужна. Где б она могла быть. А если через коридор, возле кухни. Где при нас тетя Леля глухая жила. Уфф, тоже не заперто.
Карта.
Карта, карта, карта. Этажерка с книгами. "Радиобиблиотека". На французском что-то. Вот! Астрономия. Она там должна быть, сложена. Внутри. Нашел! И уголок уже оторван, как у нас! Я ее сразу узнал.
Скорее, скорее. Чем бы написать. Черт, где у них карандаши, ручки. Шаги чьи-то по коридору. Неужто все прахом. Скорее. Ба, а карандашный огрызок в кармане. По белому полю, скорей. Милые мои Машень...
Вы как сюда, гражданин, попали.
Кто ж это. На пороге стал, загораживает. В сорочке без галстука, подтяжки с узором. Бородка черная. Да это ж дед. Дед. Деда Толя.
А может, ему? Он теперь - постой, постой - он теперь инженер ткацкий. На Трехгорке. На трамвае до Пресни ездит, а там пешком. Он же меня водил туда, рассказывал. Взял бы меня на фабрику кем-нибудь. Я ж и в техническом два года отучился. Хоть счетоводом каким. Чушь. Что я скажу ему. Здравствуйте, я ваш внучок? Я ж старше его теперешнего лет на десять.
Я спрашиваю, как вы попали сюда, милостивый государь. И что тут делаете.
Молчу.
Так-с, руки покажите. Взять не успели ничего. Ну и выметайтесь. Стыдно. По квартирам-то шарить.
А он крепкий мужик. Прохожу. Молчит.
В милицию вас бы сдать. Да не хочу связываться. С вами. И с ней.
Захлопнул.
Настя, ты дверь-то запирай. Тут шляются всякие. Это уж из-за двери.
Во дворе пусто. Дети убежали куда-то. Сараи. Здесь наши всегда дрова кололи. А я смотрел. Тут голубятня была. Гаражи не гаражи, каретный сарай, что ли. Куда идти-то.
Вот он, вот он! Тр-ру-ру-уль! Тру-ру-ру-уль!!
Тот самый, в мятом кителе, воротничок расстегнут, шея багровая. И с ним ба, да тот же, не то с берега, молодой, не то с Собачьей площадки. Но уже в футболке и с чем-то красным на груди. Кимовский значок.
Дернулся. Остановился. Все равно.
Гражданин, документики ваши.
Дух переводит. Красный весь, потный, как рак. А ведь день правда жаркий. Господи, есть-то как хочется.
Машинально рукой в нагрудный карман. Бумажка. Бумажку ему протягиваю. Зачем протягиваю? Это ж тот самый клочок газетный.
Гоняться тут за тобой полдня по жарище. Давай сюда.
Издеваешься, сука?!
Кулачище мелькнул только. Ой, висок. Висо...
Головой дернулся, затылок о железную трубу. Она, оказывается, тут и тогда торчала...
Фомин сел на кровати. Потряс звенящей в ушах головой. Услышал: будильник тикает. Нашарил на столике очки.
Алексей Алёхин – поэт, критик, прозаик. «Голыми глазами» – очень разнообразная книга. И жанрово – от мимолетной зарисовки до психологической новеллы. И пространственно – в нее вовлечено полмира, от русской и среднеазиатской глубинки до Нью-Йорка и Китая. И во времени – от 30-х годов минувшего века до сегодняшнего дня. Погружаясь в этот сотканный из тончайших деталей и полный парадоксов мир, читатель совершает путешествие – настолько же реальное, насколько фантастическое.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.