Михаил Петрович Погодин (1800–1875) был человеком кипучей и разнообразной деятельности. За свою долгую жизнь он потрудился чуть ли не во всех областях, так или иначе связанных с литературой или историей: был журналистом и публицистом, переводчиком и издателем, беллетристом и драматургом; занимался археологией, всеобщей и русской историей; страстный коллекционер, он собрал уникальное в России древлехранилище.
В характере Погодина уживались качества самые разнообразные, подчас противоположные, и это создало ему весьма противоречивую репутацию. Люди, знавшие его, вспоминали о его придирчивом честолюбии, скупости и корыстолюбии, о грубости нрава, завистливости и искательстве у сильных мира сего. Но он же был человеком заботливым и радушным, порой очень щедрым, отличался великодушием, добротой и смелостью. У Погодина было много друзей и множество недоброжелателей. Он умел быть преданным своим друзьям и благодарным людям, которые сделали ему что-либо доброе. А по отношению к недругам или же в полемическом пылу мог забыть о всякой щепетильности. Одной из черт его характера была откровенность такого свойства, что недостатки, присущие многим людям, но скрытые глубоко в их душе, у него как-то всегда выходили наружу, проявлялись если не в действиях, то в словах.
Михаил Петрович был необыкновенно общителен. Он вступал в отношения с людьми самых разных взглядов и общественных положений, знаменитыми (как Пушкин, Гоголь, Островский) и никому не известными. Биограф Погодина, Н. П. Барсуков, повествуя историю его жизни, рассказывал также о людях и событиях, с нею связанных, — и биография Погодина превратилась в двадцатидвухтомный труд, рисующий картину культурного движения русского общества на протяжении полувека. Трудно вспомнить имя литератора, историка или культурного деятеля 20–70-х годов, с которым Погодин не состоял бы в личных отношениях, переписке или заочном контакте.
Погодин был типичным москвичом — человеком, пережившим в детстве пожар двенадцатого года, на протяжении десятилетий связанным с Московским университетом, воспитанным Москвой и ведущим по-московски широкий образ жизни.
Во всей своей деятельности, как и в своих контактах, Погодин был чрезвычайно энергичен и предприимчив. Однако практическая жилка сочеталась в нем с поразительной, почти маниловской восторженной сентиментальностью и мечтательностью. Он составлял обширнейшие программы своих занятий и тут же мечтал о тех плодах, которые принесут его труды: его обласкает Карамзин, он представится Шеллингу, и тот «просветит и приготовит» его «для пользы целого Севера»[1]; он мечтал о графском титуле, о том, что его сделают российским историографом, воспитателем великого князя, министром просвещения, воображал, какую деятельность он развил бы на месте вице-губернатора, губернатора и даже государя императора. Мечтал о путешествиях, об уединении и вдохновенных трудах, с ним связанных. Робкий и застенчивый в отношениях с женщинами, в воображении он многократно проигрывал разрешение любовных коллизий; при жизни Карамзина представлял себе, как бы он оплакивал его кончину и какую речь произнес бы при погребении. И все же многие из его планов осуществлялись, какими бы несбыточными ни казались они вначале.
Теоретическая мысль никогда не была сильной стороной Погодина, хотя он и не чуждался философствования. Зато он прекрасно умел разыскивать материалы и собирать факты, что и обеспечивало ценность его исторических трудов. Его научные воззрения отличались постоянством. По мнению Ф. Буслаева, который был студентом Погодина в 1830-е годы, своеобразный погодинский консерватизм «был воспитан методом и материалом самой науки, которой он посвятил всю свою жизнь. Это был консерватизм беспристрастного историка и критика исторических материалов»[2]. Но, исследователь и ценитель русской старины, Погодин видел в ней живые начала и семена будущего развития своей страны.
* * *
Погодин родился в Москве 11 ноября 1800 года. Отец его был крепостным человеком графа И. П. Салтыкова, у которого он служил домоправителем. Когда мальчику было 6 лет, отца его с женою и детьми в благодарность за долгую и усердную службу отпустили на волю.
С 1814 года Погодин учился в гимназии, где особенного порядка не было, но зато ученики много читали, то и дело украдкой бегали в театр и знали наизусть Озерова. В 1818 году «с благоговением и горячею жаждою знания» (I, 32) он поступил на словесное отделение Московского университета и закончил его 5 июля 1821 года, удостоившись степени кандидата. Осенью Погодин был определен преподавателем географии в Московский Благородный пансион. Дальнейшая его ученая карьера, хотя и доставила ему много волнений и переживаний, продвигалась вполне благополучно: в 1825 году он получает степень магистра русской истории, защитив диссертацию о происхождении Руси, и вскоре начинает преподавать всеобщую историю в университете. К 1832 году, когда «Повести» и «Марфа Посадница» уже вышли в свет, имя Погодина было знакомо каждому в тогдашнем культурном мире. С 1821 года труды Погодина начали появляться в печати. На страницах «Вестника Европы» он выступал с критическими статьями, посвященными то русской истории, то злободневным событиям московской жизни, то литературным новостям (в числе последних был и разбор «Кавказского пленника»). В 1825 году Погодин опубликовал свою работу «О происхождении Руси», в его переводе в 1823 году вышел труд Нича «Начертание древней географии», в 1825-м — «Кирилл и Мефодий» Добровского, в 1826-м — исторические исследования Эверса и Неймана, в 1828-м — трагедия Гете «Гец фон Берлихиген». Заметим, что далеко не все плоды его обширной деятельности попадали в печать.