Молодой Погодин - [5]

К «Психологическим явлениям» тяготеют некоторые мотивы других повестей, где также обнаружена парадоксальность души человеческой. В «Преступнице» Погодин настаивает на набожности и благочестии своей героини, но в ней есть способность и к преступлению, и к угарной пляске и ласкам в кабаке, ко лжи, клевете, душевному отупению. В «Невесте на ярмарке» изначально подчеркнута психологическая несообразность: героиня, наделенная тонкой душевной организацией, влюбилась в пустейшего и скверного человека.

Там, где Погодин претендует на то, чтобы быть психологом (это происходит, например, в «Как аукнется, так и откликнется» и «Сокольницком саде»), в одеждах психологии выступает сугубый рационализм. Он не дает нового объема, создает лишь видимость углубления. Все рассчитано, как наперед известная шахматная комбинация, включая даже якобы неожиданные сюжетные ходы. Подлинной стихией Погодина оказывается не психологический анализ, а констатация психологического факта. Выведение морали вполне органично этому, хотя по поводу морали Погодин и иронизирует.

Любопытно, что проявление необычайных страстей Погодин, как правило, обнаруживает в простом народе или в среднем сословии — в той сфере, которая целиком укладывается в быт, не осложненный ни культурой, ни философией. Именно в незыблемом бытовом укладе обнаруживаются необъяснимые психологические явления. Казалось бы, они должны подрывать бытовые основы, нарушать устойчивый порядок жизни. Но для Погодина эти явления оказываются как бы в порядке вещей, ибо необъяснимое для него — не тайна, в которой скрываются силы, способные потрясти миропорядок, но загадка, задачка. Ее можно разрешить, можно и не разрешить. Неразрешенная, она не будет смущать и тревожить, а лишь даст пищу для размышлений. Непостижимое тоже воспринимается им как бытовая данность.

В тех же случаях, когда Погодин дает разъяснения, он прибегает к народной морали, демонстрирующей, как один дурной поступок влечет за собой другие, как преступление ведет к наказанию. В его повестях масса пословиц. Пословица — обиходная мудрость — очень емкая форма для Погодина и очень органичная для него.

Погодин любил выражать свою мысль в афоризмах. Будучи по призванию историком-эмпириком, он большое значение придавал своим «Историческим афоризмам» (он публиковал их в «Московском вестнике» и позже издал отдельной книгой), которые претендовали на афористическое изложение взглядов на философию истории. В повестях Погодина тоже рассыпано множество афоризмов, и тут они обнаруживают свое истинное родство с русской пословицей (а вовсе не с одной из эстетических форм немецкого романтизма, как это мыслилось Погодиным).

До сих пор мы говорили о Погодине как о писателе, стоящем на прочных основаниях и находящем такие основания во всех явлениях, которых он касается, как о человеке трезвого и рационального склада. Подтверждение тому можно найти во всех повестях, собранных в этой книге, — во всех, кроме одной. И эта единственная повесть, не укладывающаяся в предложенную здесь схему, заставляет включить то, о чем только что говорилось, в совершенно новый контекст. Речь идет об «Адели».

«Адель», тематически связанная с «Русой косой» и «Сокольницким садом», резко отличается от них. Эта повесть лишена бытовых оснований, по своей форме она романтична: в ней есть противостояние одаренной личности и толпы, есть две родные души, которые не могут соединиться, духовный мир в ней резко противопоставлен обыденному. Останься от Погодина одна эта повесть, мы бы сочли его романтиком; не будь ее, по остальным повестям, собранным в трехтомнике 1832 года, мы бы решили, что Погодин — наивный реалист. Истина же заключена, по-видимому, в скрытом, на поверхности не явленном соотношении сюжета «Адели» с сюжетами остальных повестей.

Мы говорили уже, что «Адель» — повесть автобиографическая. Но секрет ее заключается в том, что за двумя фигурами главных героев — Адели и Дмитрия — стоят не две, а три реальные фигуры: Александры Трубецкой, самого Погодина и Дмитрия Веневитинова[8].

Для Погодина, как и для остальных своих друзей, Веневитинов был (и при жизни, и особенно после смерти) идеальным юношей, сочетавшим в себе мыслителя и поэта, обещавшим стать одним из первых русских дарований. Его ум, талант, образованность, характер — все делало его человеком необычайно привлекательным. Для Погодина же он был кумиром и соперником — одновременно. Восхищаясь Веневитиновым, Погодин все время сравнивает себя с ним, взвешивает свои и его достоинства и то и дело с сокрушением отмечает, что преимущество остается за Веневитиновым. Сойдясь с любомудрами, Погодин очень хочет ни в чем не отстать от них, оказаться на высоте. В каком-то смысле он хочет занять такое же, даже то самое место, что и Веневитинов. Самолюбие заставляет Погодина и гордиться своей дружбой с родовитыми, образованными, блестящими юношами и в то же время чувствовать себя в их кругу не совсем уютно, не на той высоте, как ему хотелось бы.

И вот Погодин пишет повесть, в которой в одном герое соединяет, отождествляет себя и Веневитинова. Как и Веневитинова, героя зовут Дмитрий, как Веневитинов, он скончался во цвете лет, тематика сочинения, которое пишет герой Погодина, совпадает с тематикой статьи Веневитинова. Дмитрий в «Адели» — жизненный идеал любомудров. Философия, поэзия, история человеческой культуры — вот та жизненная сфера, в которую он целиком погружен. Низкой обыденности нет места в его душе. В характере Дмитрия, как его задумал Погодин, воплощена та посмертная репутация Веневитинова, которую создали ему друзья. И в то же время герой — alter ego автора, основу сюжета составляет жизненная ситуация Погодина, история его отношений к любимой женщине.