Из-за закрытых дверей раздались какие-то звуки, как будто трубили в рог. Незамысловатая мелодия из семи нот прозвучала очень тихо, словно доносилась издалека.
Роберт Вольф знал, что за раздвижными дверьми не может быть ни рога, ни трубящего в него человека. Минуту назад он заглядывал в этот стенной шкаф. Там не было ничего, кроме цементного пола, белых оштукатуренных стен, крючков для одежды, полки и лампочки.
И все же он слышал эти трубные звуки, такие слабые, словно из другого мира. Он был один, так что ему не с кем было посоветоваться относительно реальности того, что, как он знал, не могло быть реальным. Комната, в которой он стоял была совсем неподходящим местом для слуховых галлюцинаций. Но он мог быть отнюдь не маловероятной личностью, способной испытать его. Но Роберт сомневался в себе. В последнее время его беспокоили странные и непонятные сновидения. В дневное время в его мозгу возникали странные мысли и мимолетные образы, молниеносные, но живые и даже поразительные.
Они были нежеланными, нежданными и неудержимыми.
Он был встревожен. Быть готовым уйти на покой, а потом пострадать от психического срыва казалось нечестным.
Однако это могло случиться с ним, как случалось с другими. Следовало бы сделать одно: дать обследовать себя врачу. Но Роберт не мог заставить себя действовать так, как требовал разум. Он продолжал ждать и никому ничего не говорил, и всего меньше — своей жене.
Теперь Вольф стоял в комнате отдыха нового дома в районе новостроек «Хохокам Хоумс», уставившись на двери стенного шкафа. Если рог протрубит вновь, он отодвинет дверь и убедится, что там ничего нет. И тогда, зная, что звуки возникают в его собственном больном мозгу, он забудет о покупке этого дома. Он проигнорирует истерические протесты жены и увидится сперва с доктором, а потом с психотерапевтом.
— Роберт! — позвала его жена. — Разве ты не достаточно долго пробыл внизу? Поднимайся сюда. Я хочу поговорить с тобой и мистером Брессоном.
— Минутку, дорогая, — отозвался он.
Она позвала опять, на этот раз ее голос прозвучал так близко, что он обернулся. Бренда Вольф стояла наверху лестницы, ведущей в комнату отдыха. Ей было столько же, сколько и ему — шестьдесят шесть. Вся красота, какая у нее некогда имелась, была теперь погребена под слоем жира, под густо нарумяненными и напудренными морщинами, толстыми очками и голубовато-стальными волосами.
Он вздрогнул взглянув на нее, как вздрагивал всякий раз, когда смотрел в зеркало и видел свою собственную плешивую голову, глубокие складки от носа до рта и густую сеть морщин расходившихся от покрасневших глаз. Не в этом ли его беда? Был ли он в состоянии приспособиться к тому, что приходит ко всем людям, нравится им это или нет?
Или дело в том, что ему не нравилось в своей жене и в себе самом не ухудшение физического состояния, а знание, что ни он, ни Бренда не реализовали мечты своей юности? Было никак нельзя избежать следов «напильника времени» на теле, но время было милостиво к нему, позволив жить так долго. Он не мог ссылаться на краткий срок жизни в качестве оправдания за то, что не был красив душою. Мир нельзя было винить в том, кем он был.
Ответственен он, и только он, по крайней мере, Роберт был достаточно силен, чтобы посмотреть этому факту в лицо.
Он не попрекал вселенную или ту ее часть, которая являлась его женой.
Он не визжал, не рычал и не хныкал, как Бренда.
Бывали времена, когда легко было бы захныкать или заплакать. Сколько человек не могли ничего вспомнить о периоде до двадцатилетнего возраста? Он думал, что двадцатилетнего, потому что усыновившие его Вольфы сказали, что он выглядел именно на такой возраст. Он был обнаружен стариком Вольфом, бродившим в горах Кентукки, неподалеку от границы с Индианой. Роберт не знал ни кто он такой, ни как он туда попал. Кентукки или даже Соединенные Штаты Америки ничего для него не значили, так же, как весь английский язык.
Вольфы взяли его к себе и уведомили шерифа. Проведенное властями расследование не помогло установить его личность. В другое время его история могла привлечь внимание всей страны, однако страна воевала с Кайзером и думала о более важных вещах. Роберт, названный в честь умершего сына Вольфов, помогал в работе на ферме. Он также ходил в школу, ибо потерял всякую память о своем образовании.
Хуже отсутствия формальных знаний было его неведение относительно того, как себя вести. Он то и дело смущал или оскорблял других и страдал от презрительной, а иногда и жестокой реакции жителей гор, но он быстро учился, а его готовность упорно трудиться плюс огромная сила — завоевали уважение.
В изумительно короткий срок, словно повторяя усвоенное, он обучился и закончил начальную и среднюю школу.
Затем Роберт без всякого труда сдал вступительные экзамены в университет. Там он изучал классические языки и это занятие стало любимым делом всей его жизни. Больше всего ему нравился древнегреческий, так как задевал в нем какую-то струну, и Роберт чувствовал что этот язык ему очень близок.
Получив диплом доктора философии Чикагского университета, он преподавал потом в различных учебных заведениях. Он женился на Бренде, прекрасной девушке с замечательной душой. Так он сперва думал.
