СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 28-й.
И настал двадцать восьмой день.
И сказал Люцифер:
– Счастье – это состояние души. Никогда не пытайся ничего изменить, если ты счастлив. Помни, что улучшиться уже ничего не может. Всё может только ухудшиться.
НОЖНИЦЫ.
«Defenda me dios de mi» –
«Защити меня, Господи, от меня самого».
Испанская поговорка.
«Nemo enim resistit sibi cum coeperit
im pelli» – «Кто начал тревожиться,
тому себя не сдержать» (лат.)
Сенека. Письма.
«Stillicidi casus lapidem cavat» –
«Капля точит камень» (лат.)
Лукреций.
– Ты меня любишь? – Ксюша так доверительно и ясно смотрела на Черновского, что у того захватило дух.
Господи, – подумал он, – за что Ты мне дал такое счастье? Я его недостоин! Спасибо Тебе, Господи! Я, наверное, самый счастливый человек на земле. Большего счастья смертный просто не в силах вынести!
Он хотел сказать всё это Ксюше, как-то передать, объяснить ей это свое состояние, поделиться им с ней, попытаться выразить его! – но нужные слова, как обычно, не находились. Да и не существовало, наверное, в человеческом языке таких слов! Всё, что приходило на ум, было бессильно и бледно.
Поэтому Черновский ограничился тем, что покрепче прижал жену к себе и нежно погладил по голове.
– Ну, скажи! – тихо шепнула она.
– Люблю, – пробормотал Черновский и поцеловал ее. – Конечно, люблю, ты же знаешь!
– А почему ты тогда мне об этом никогда не говоришь? – Ксюша чуть отодвинулась и с ласковой укоризной посмотрела Черновскому прямо в глаза.
– Разве? – опять поцеловал он ее. – Мне кажется, что я только об этом и говорю…
– Нет, – медленно покачала она головой. – Никогда не говоришь…
Черновский испытал приступ какого-то щенячьего восторга. Ему захотелось завилять хвостом и залаять. И потом лизнуть жену в нос, чтобы хоть так выразить переполнявшие его чувства.
– Милая!.. – с усилием начал он, мучительно подбирая слова. – Милая моя! Родная! Я люблю тебя так, как, наверное, никто в этом мире! Ты всё, что у меня есть! Нет у меня никого: ни отца, ни матери – только ты! (Родители Черновского были вообще-то живы.) У меня даже Бога нет! Ты мой Бог.
В Библии говорится, что человек должен любить Бога больше всех: жены, детей, родителей. И что домашние его – враги его. Так вот, это не про меня.
Тебя я люблю больше всех! Больше Христа, больше всего на свете! Ты и есть мой Бог. Только ты! И другого мне не надо.
Ксения молчала. Черновскому показалось, что она даже слегка растерялась.
– А ты? – требовательно спросил он. – Ты кого-нибудь любишь больше меня?
– Глебушка, ты такие вещи говоришь… – неуверенно проговорила жена. – Это грех!..
– Нет, скажи мне! – Черновский и сам не понимал, что это на него нашло, но уже не мог остановиться. – Кого ты больше любишь: меня или Бога? Скажи! – решительно произнес он таким тоном, будто речь шла, по меньшей мере, о жизни и смерти. (Господи! Что за чушь я несу! – мелькнуло у него в голове.)
– Тебя… – благодарно прошептала жена и мягко прижалась к Черновскому всем телом. Черновский победно улыбнулся.
– «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», – напыщенно продекламировал он. – И ничто нас не разлучит, никакие испытания! Ни Бог, ни Дьявол! Правда?
– Правда, – раздался в углу насмешливый мужской голос.
Черновский подскочил и вытаращил глаза. Ксения вскрикнула.
Рядом с кроватью сидел мужчина. Он возник из ниоткуда. Только что его не было, Черновский был готов в этом поклясться, и вот он внезапно появился. Вместе с креслом. И дорогим табачным дымом от сигары, которую он держал в руке.
– Что Вы здесь делаете? – сипло пролаял Черновский и даже сам удивился, что язык его говорит сегодня одни только глупости.
Мужчина расхохотался. По всей видимости, он подумал то же самое.
– Ладно, Глеб Ефимович! – наконец небрежно махнул сигарой он. – Не будем терять времени. Вы вызывали дьявола, и вот он перед Вами.
– Я Вас вовсе не вызывал! – тут же тявкнул Черновский.
– Ну, упоминали, а это почти одно и то же, – мужчина иронически-снисходительно посматривал на Черновского. – Сказано же: не упоминай всуе… Ну, и так далее. В общем, не важно. Главное, что я уже здесь.
Да Вы не бойтесь, Глеб Ефимович! – вдруг обратился он к Черновскому. – Расслабьтесь. Ничего плохого я Вам не сделаю.
Черновский не боялся. Он лежал и бессмысленно хлопал глазами, с трудом воспринимая происходящее. Он был в шоке.
– Так вот! – жизнерадостно продолжил мужчина и снова взмахнул сигарой. – Я просто случайно услышал Ваш разговор, и мне стало интересно. Даже захотелось Вам помочь! Не часто же встречаешь в наше время такую любовь. «Ни отца, ни матери!..» Гоголь! Андрей объясняется в любви прекрасной полячке! Впрочем, – мужчина перевел взгляд на Ксюшу и галантно ей улыбнулся. Та вздрогнула и еще крепче прижалась к мужу, – Ваша дама ничуть не хуже, уверяю Вас! Вы счастливчик, Глеб Ефимович. Право же, счастливчик!
Ну-с, – мужчина вновь весело взглянул на Черновского. – Я предлагаю Вам маленькое испытание. Своего рода тест. Вашей великой любви. Именно то, что Вы хотели. Вы же сами только что сказали, что никакие испытания Вам не страшны? Да, Глеб Ефимович? – вопросительно кивнул он Черновскому.
