Через рынок Сохо О'Бирн прошел к магазину брата на Брюэр-стрит. Гарольд сидел на устроенном в углу помосте и сквозь толстенные стекла очков наблюдал за горсткой покупателей, листавших журналы. Ростом около пяти футов, он носил ботинки с набойками. До поступления к нему на службу О'Бирн звал брата Коротышкой. Миниатюрный приемник хрипел подробностями дневных скачек.
— А, наш блудный братец… — процедил Гарольд. Его увеличенные линзами глаза мигали на каждой согласной, — Журналы для продажи, господа! — прикрикнул он, глядя через плечо О’Бирна.
Покупатели беспокойно завозились, точно их потревожили во сне. Один человек вернул журнал на место и поспешно вышел из магазина.
— Где тебя носило? — уже тише спросил Гарольд.
Он сошел с помоста и, надевая пальто, в ожидании ответа сверлил О’Бирна взглядом. Коротышка. Младше на десять лет, О’Бирн терпеть не мог везунчика брата, но сейчас, как ни странно, хотел его одобрения.
— К врачу записывался, — негромко сказал он, — Я триппер подцепил.
Гарольд просветлел и шутливо ткнул его в плечо.
— Так тебе и надо! — наигранно хохотнул он.
Еще один покупатель бочком выбрался из магазина. У дверей Гарольд обернулся:
— Вернусь к пяти.
О’Бирн улыбнулся и, зацепив большие пальцы за карманы джинсов, неспешно приблизился к кучке покупателей.
— Вам помочь, джентльмены? Журналы для продажи.
Покупатели брызнули, точно всполошенные куры, и внезапно он остался в магазине один.
Толстуха лет за пятьдесят в одних трусах и респираторе стояла на фоне пластиковой душевой шторы, безвольно уронив руку с дымящейся сигаретой. Супруга месяца. С тех пор как обзавелись респираторами и подстелили толстую клеенку, писала Дж. Н. из Андовера, мы горя не знаем. О’Бирн покрутил настройку и выключил радио. Перелистав журнал, он остановился на разделе писем. Необрезанный девственник, которому в мае исполнялось сорок два, никогда не мыл член и теперь не отваживался залупить головку, страшась того, что предстанет его взору. Его мучили кошмары с червями. О'Бирн рассмеялся и скрестил ноги. Потом отложил журнал, включил и тотчас выключил приемник, поймав бессмысленный обрывок фразы. Затем прошелся по магазину, подравнивая журналы на стойках. Постоял у двери, глядя на мокрую улицу, испещренную цветными полосами от отделанного пластиком пассажа. После чего взошел на Гарольдов помост и сделал два звонка в больницу, первый Люси. Оказалось, сестра Дрю занята и не может подойти к телефону. О’Бирн оставил сообщение: нынче повидаться никак не выйдет, он перезвонит завтра. Потом снова набрал больничный коммутатор и спросил практикантку Шеперд из детского отделения.
— Привет, это я, — сказал О’Бирн, когда Паулина взяла трубку.
Он потянулся и привалился к стене. Однажды тихоня Паулина расплакалась на фильме о бабочках, погибавших от пестицидов; она хотела спасти О’Бирна своей любовью. Сейчас она рассмеялась:
— Я звонила тебе все утро. Брат передал?
— Вот что, приду около восьми, — сказал О’Бирн и повесил трубку.
Гарольд появился лишь в седьмом часу; О’Бирн чуть не уснул, положив голову на руки. Покупателей не было. Он продал всего один экземпляр «Американской стервы».
— У америкашек отличные журналы, — сказал Гарольд, забирая из кассы пятнадцать фунтов и горсть серебра.
Он был в новом кожаном пиджаке. О’Бирн уважительно пощупал обновку.
— Семьдесят пять монет, — сверкнул очками Гарольд, перед сферическим зеркалом застегивая пиджак.
— Хорош, — одобрил О’Бирн.
— Офигенно хорош, — Гарольд стал закрывать магазин. — По средам всегда негусто. — Он грустно вздохнул и включил сигнализацию, — В среду полный пиздец.
— Не говори, бля, — согласился О’Бирн, в зеркале изучая угревую сыпь вокруг рта.
Он снимал комнату в доме Гарольда, приютившемся у подножья телебашни. Домой шли молча. Время от времени Гарольд искоса поглядывал в темные витрины магазинов, любуясь своим отражением, облаченным в новый пиджак. Коротышка.
— Не холодит? — спросил О’Бирн.
Ответа не последовало.
Вскоре они поравнялись с пивной; Гарольд втолкнул его в промозглое и безлюдное заведение.
— Угощаю, раз уж тебя наградили триппером, — сказал он.
Трактирщик расслышал и с интересом воззрился на О’Бирна. Они опрокинули по три стаканчика виски; О’Бирн оплатил четвертый заход, и Гарольд сказал:
— Кстати, звонила одна из медичек, с которыми ты валандаешься.
О'Бирн кивнул и отер губы.
— Неплохо ты устроился, — помолчав, добавил Гарольд.
— Угу, — снова кивнул О’Бирн.
Пиджак сиял и скрипел, когда Гарольд поднимал стакан. О’Бирн не собирался ничего рассказывать. Он хлопнул в ладоши и, глядя мимо брата на пустой бар, повторил:
— Угу.
— Интересовалась, куда ты пропал, — не отставал Гарольд.
— Да уж, — буркнул О’Бирн и ухмыльнулся.
Паулина, низенькая молчунья с большими настороженными зелеными глазами на бескровно-бледном лице, перечеркнутом густой черной челкой, снимала маленькую сырую квартиру на паях с секретаршей, которой никогда не было дома. Слегка пьяный, О’Бирн появился в одиннадцатом часу и пожелал принять ванну, дабы изгнать гнилостный душок, с недавних пор исходивший от его рук. Устроившись на невысокой табуретке, Паулина смотрела, как он блаженствует. Раз она подалась вперед и коснулась его тела там, где оно выступало из воды. О’Бирн закрыл глаза и вытянул руки; в тишине слышалось лишь угасающее шипенье бака. Паулина тихо встала и пошла в спальню за чистым полотенцем; О’Бирн не заметил ни ее ухода, ни возвращения. Паулина вновь села и взъерошила его мокрые спутанные волосы.
