Духовное знание и речь. 20.1.1910
Рассматривать различные проявления человеческого существа с точки зрения духовной науки, какой мы ее разумеем, очень увлекательно. Ведь, обходя, так сказать, человеческую жизнь кругом и рассматривая ее с разных сторон, как это происходит на наших лекциях, мы получаем общее представление о ней. Сегодня мы поговорим об универсальном проявлении человеческого духа, наблюдаемом в речи, а в следующей лекции, под названием "Смех и слезы", рассмотрим одно из средств самовыражения человека, хотя и связанное с речью, однако в корне отличное от нее. Наблюдая человеческую речь, мы довольно хорошо чувствуем, насколько всё значение, достоинство, всё существо человека связано с тем, что называют языком. Наша внутренняя сокровенная жизнь, все наши мысли, чувства и волевые импульсы как бы изливаются наружу, к нашим ближним, и связывают нас с ними посредством речи. Благодаря речи мы чувствуем бесконечную широту возможностей нашего существа, возможность излучения этого существа в окружающий мир. Правда, с другой стороны, и тот, кто в состоянии проникать во внутреннюю жизнь, может почувствовать, что язык — это своего рода тиран, некая власть, простирающаяся над нашей внутренней жизнью. Стоит только обратить внимание, и мы почувствуем, насколько слова, речь бедно и слабо передают наши чувства и мысли, все тонкости и особенности происходящего в душе. Кроме того, мы почувствуем также, что язык, на котором мы говорим, еще и принуждает нас мыслить определенным образом. Кто же не знает, насколько зависит от языка человеческое мышление! Наши понятия чаще всего привязаны к словам, а человеку неразвитому ничего не стоит перепутать слово или то, что ему видится в этом слове, с понятием. Поэтому иной не в состоянии выстроить мир понятий, выходящий за пределы словарного запаса, принятого в его окружении. И ещё мы знаем, что язык в какой — то степени определяет характер говорящего на нем народа. По крайней мере, углубляясь в тонкости взаимосвязей характера народа и характера языка, приходится признать, что от того, как человек преобразует в звуки то, что живет в его душе, зависит, в свою очередь, сила или слабость его характера, проявление темперамента, да и вся его жизненная позиция. По строению языка сведущий человек способен судить о характере народа. Атак как язык — достояние общенародное, то отдельный человек зависит от общности, от некоего среднего уровня, преобладающего в народе. И потому, в определенной мере, попадает под своего рода тиранию, под власть общности. После осознания того, что в языке присутствует, с одной стороны, индивидуальная, а с другой — совместная духовная жизнь, то, что можно назвать тайной языка, представится нам особенно значительным. Можно сказать, что, наблюдая, как человеческое существо проявляет себя в речи, мы узнаем о его душевной жизни.
Тайна речи, ее возникновения и развития издавна была загадкой для соответствующих разделов науки. Однако нельзя сказать, что в наш век ей очень уж посчастливилось проникнуть в тайну языка. Поэтому сегодня мы попытаемся слегка осветить проблему языка, его развития и связи с человеком с позиций уже привычного нам духовнонаучного подхода к человеку и его развитию.
Обозначение какой — либо вещи, предмета или события определенным словом — вот что поражает нас своей таинственностью прежде всего. Как происходит, что это своеобразное сочетание звуков, образующих слово или фразу, связано с тем, что находится в нас и, став словом или фразой, обозначает какой — то предмет? Внешняя наука пыталась компоновать многообразнейший опыт в самых разных комбинациях, но ощущала и неудовлетворительность такого подхода. Ведь не так — то легко ответить на простой вопрос о том, почему, встречая что — то во внешнем мире, человек из самого себя произвел тот или иной звук — как бы отзвук того или иного предмета или процесса?
Некоторым дело представлялось довольно просто. Считали, например, что речь формируется благодаря внутренней способности наших органов речи подражать внешним звукам: звукам, издаваемым животными или возникающим при ударе одного предмета о другой, — примерно так же, как ребенок называет собаку "гав — гав!", подражая ее лаю. Такое словообразование можно назвать ономатопоэтическим, звукоподражательным. В результате этого звукоподражания — считали некоторые — возникли звуки и слова. Естественно, совершенно без ответа остается вопрос: как же человеку удается давать наименования тем безмолвным сущностям, которые не издают никаких звуков? Как от животных или процессов, которые можно слышать, он переходит к тому, что неслышимо? Понимая слабость подобных спекуляций, крупный языковед Макс Мюллер в насмешку назвал эту теорию "теорией гав — гав". Взамен он предложил другую теорию, которую противники в свою очередь назвали — здесь это слово употреблено в том смысле, в каком оно употребляться не должно, — мистической. Макс Мюллер считал, что любой вещи присуще нечто вроде звука или звучания. И что в известном смысле звучанием обладает всё: не только упавший стакан, не только колокол, в который ударяют, но и — всякая вещь. А человеческая душа способна почувствовать сущность данной вещи, живущую в ее звучании, и это позволяет душе выразить как бы внутреннюю звуковую суть этой вещи, как можно, скажем, выразить внутреннюю суть колокола, почувствовав ее в звуке "бим — бам". И противники Макса Мюллера не остались в долгу, назвав его теорию "теорией бим — бам". Рассмотрев остальные, с великим тщанием составленные теории, мы увидим, что приходится признать неудовлетворительность всех попыток таким, внешним, образом объяснить то, что человек несет навстречу сущности вещей словно отзвук своей души. Здесь уже необходимо заглянуть внутрь человека.
