Гуров проснулся от тупой сверлящей боли в висках. В тишине гостиничного номера он явственно слышал, как бухает в груди сердце – в унисон с размеренными щелчками механического будильника, который предоставила в его распоряжение милейшая Алевтина Никаноровна, исполнявшая в этом «отеле» странную смесь обязанностей. Эта женщина совмещала в одном лице портье, коридорную и ответственного администратора. Ни в одной из этих ролей она, как и следовало ожидать, не преуспевала, но нисколько этим не смущалась. Представления Алевтины Никаноровны о гостиничном сервисе застыли на уровне семидесятых годов двадцатого столетия, когда разрешение переночевать на жестком диване в неотапливаемом вестибюле могло сойти за акт милосердия, а холодная вода в номере рассматривалась как дополнительная услуга.
При всем том женщиной она была, несомненно, душевной и отзывчивой. Перед импозантным гостем из Москвы она ужасно робела и старалась угодить ему изо всех сил. Когда Гуров по столичной привычке мимоходом сообщил Алевтине Никаноровне о своем желании подняться не позднее шести часов, она приложила все старания, чтобы раздобыть для него исправный будильник. Мысль самой выступить в роли такого будильника не могла прийти ей в голову – женщины в поселке Накат не любили вставать рано, неважно, дома ли они находились или на ночном дежурстве.
Вообще, этот ничем не примечательный рабочий поселок, затерянный в лесной глуши по другую сторону Уральского хребта, показался Гурову местом тихим и непритязательным – самый настоящий медвежий угол. Медведи, правда, как успел выяснить Гуров, тут не водились – то ли охотники их повыбили, то ли зверь ушел из этих мест сам, не выдержав соседства тяжелой и прочей промышленности. В самом Накате до сих пор действовал комбинат по производству минеральных удобрений, а километрах в шестидесяти, за почерневшим от дымов лесом стоял крупный промышленный центр Светлозорск, буквально нашпигованный предприятиями самого широкого профиля. Здесь был и металлургический комбинат, и оборонное производство, и химические заводы – и все это чадило, воняло и наполняло свалки, окружающие город, разнообразными отходами своей деятельности. Звери первыми почувствовали дискомфорт и ушли поглубже в леса.
Люди были терпеливее, да и приспосабливаться они научились к чему угодно. Правда, не все. Например, даже в сонном поселке Накат появились отдельные товарищи, вдруг заговорившие об экологической катастрофе, о таких удручающих вещах, как отрицательный прирост населения, растущая смертность, повальные болезни среди лиц обоего пола. По-видимому, заговорили об этом достаточно громко, и, наверное, нашелся кто-то достаточно влиятельный, пожелавший все это услышать, но так или иначе в Накат из самой Москвы нагрянула высокая комиссия по экологии.
Почему она нагрянула именно в рабочий поселок, где вредностей было раз, два и обчелся, а не в индустриальный гигант Светлозорск, для Гурова было не столь существенно. Его интересовал совсем другой вопрос – при каких обстоятельствах погиб один из участников высокой комиссии, и нет ли в его смерти состава преступления. Чтобы выяснить истину, Гуров и приехал в эту забытую богом и людьми дыру, и, как и его предшественники, он тоже миновал большой город Светлозорск.
С основной информацией о недолгой деятельности экологической комиссии Гуров в общих чертах ознакомился уже в Москве. Это не составило никакого труда – информации было кот наплакал. Однако кое-какие выводы Гурову все же удалось сделать. Не столько на основе тех скупых фактов, которыми снабдили его в главке, сколько по собственным впечатлениям, полученным уже в Накате.
Прежде всего даже ему – отнюдь не специалисту – показалось, что с экологией в поселке дело действительно обстоит не самым лучшим образом. Гуров не мог считать простой случайностью тот факт, что с первого же дня пребывания в Накате он почувствовал себя отвратительно. Беспокоили необычные разбитость и сонливость, постоянно болела голова, во рту появился какой-то медный привкус, пошаливало сердце. Правда, сначала Гуров решил, что таким образом на него повлиял перелет, смена часовых поясов, нервотрепка и бытовые неудобства на новом месте. Но на следующий день все повторилось. Он, как сонная муха, бесцельно бродил до вечера по поселку, выпил, наверное, целую упаковку анальгина и абсолютно ничего не сделал.
Такого с ним никогда не случалось. Гуров постоянно поддерживал себя в отличной физической форме, а его работоспособности завидовали даже молодые коллеги. Полковник Гуров, пьющий таблетки и страдающий от мигрени, – это было что-то из области абсурда. В такое просто никто бы не поверил. Он и сам не хотел верить, но что было делать?
Решив, что ему просто нужно как следует выспаться, Гуров поклялся встать наутро пораньше и вплотную заняться расследованием. Об этой клятве и напоминал сейчас противный лязг механического будильника на подоконнике.
Во всяком случае, одна часть плана уже сработала – встать пораньше ему удалось. Гуров с некоторым недоверием посмотрел на циферблат будильника – тот показывал без десяти три – и понял, что заснуть уже не удастся. Он с преувеличенным усердием потер пальцами виски, хотя догадывался, что это не поможет, а потом встал с кровати и подошел к окну.
