Меч судьбы

— Зоря, Зо-ря! Пошли, дело есть! Папка сказал, помрет без тебя! — завопил Данко, влетев в дом, словно снаряд из пращи. Громыхнула дверь, лениво тявкнула Динка, муха, бьющаяся о стекло, замерла на миг, потерла лапки и уставилась на незваного гостя.

Я выжала рушник и бросила в кадку к уже постиранным простыням и наволочкам. Страсть тетки к чистым, пахнущим лавандой простыням я разделяла всей душой. Начнёшь тут разделять, ёж побери, стоит переночевать в трактире на пыльной шкуре вместе с клопами, и наотрез отказывалась разделять, когда дело доходило до постирушек.

— Твой папка и Всевидящего переживет, — буркнула я, перекинув за спину косу, которая так и норовила окунуться в грязную воду.

— Та не! Не он! Пришлые у него, вчерась приехали, купчина с женкой, только она вот-вот копыта отбросит, — Данко не сводил зачарованных глаз с моих скромных прелестей, облепленных влажной рубахой.

— Ладно, подожди на улице, пострел, — я с трудом разогнулась.

Веда — ведой, а делать домашнюю работу домового не заставишь. Жуш — тот ещё лентяй, да такой склочный, что белый свет не видывал. Их бородатое в валенки обутое Высочество, видите ли, не для того на свет явились, чтобы марать руки чёрной работой. На мой вопрос: "А для чего?" следовал незамедлительный ответ: "Бабьим мозгам понять не дадено".

— А ну, брысь во двор, и жди меня там! — цыкнула я на постреленка.

Данко скорчил рожицу и вылетел во двор, громыхнув дверью. Этот ребенок и спать ложился с разбегу. Я вздохнула. Попробовал бы кто так вломиться к колдуну… Ведьмы, колдуны, к этим вражинам со всем почтением, уважением и кучей злотых, подобострастно заглядывая в глаза и расшибая лбы об пол. А мы, веды — так, по мелочи. Горячку снять, роды принять да зелий наварить. Мы не причиняем зла, не наводим порчу и не балуемся приворотами, не говоря уже о швыряниях молниями и огнем. Мы лечим. Спокойные деньки выпадали редко, обычно ни днем, ни ночью нет отбоя от посетителей. Хорошо, если кто в здравом уме придет, иногда такие болящие попадаются… Как вчера. Вкатился крепенький красноносый мужичок-боровичок и с порога обвинил соседку, что она его, невинного и святого ещё при жизни, мужеской силы лишила. Когда же Лида сухо поведала страдальцу, что виной его мужеского бессилия пиво да вино, до коих мужик был весьма охоч, а не бабы-ведьмы, он затопал ногами, распустил горло, даже безмозглых куриц приплел к нашему родовому древу. Болящий на удивление резво покинул нас, уносясь прочь с прытью вполне себе здорового зайца. Я невольно хмыкнула. Кочерга — безотказный и недорогой метод лечения. И чего приходил, спрашивается?

Переодевшись в удобные кожаные штаны и рубаху с безрукавкой, я взяла с лавки у дверей сумку с настоями и мазями и вышла во двор. Горожане косо смотрели на наши одежки, неподобающие солидным матронам и целомудренным девам. Плевать, по лесу в длиннющих юбках не набегаешься. Да и матроной мне стать не грозит, разве что болезный на всю голову руку и сердце предложит. Заезжие мужики думали, что две одиноко живущие на отшибе женщины обделены мужским вниманием. Вроде дома терпимости на природе. Рецепт лечения один — та же кочерга и парочка ловушек на совсем тяжелый случай для особо непонятливых. У местных наша красота успехом не пользовалась, уж больно чернявы и худющи по здешним меркам. Светловолосые невесты кровь с молоком и я смотрелись рядом, как холеные избалованные домашние киски и черная бродячая кошка.

На улочках Миргорода кипела жизнь. Служанки в чепчиках торопились на рынок, чтобы наполнить корзины зеленью, ароматными булками, свежей рыбой и овощами, пока солнце не получило полную власть над городом. Торговцы подпирали двери, лениво высматривая покупателей. Крол катил по каменной мостовой на телеге, запряженной старушкой Летькой. Молочник тряхнул вожжами, кобыла неторопливо остановилась, помахивая хвостом.

— Привет, Зоря! Давненько не видались! — морщинистое лицо расплылось в щербатой улыбке.

— Дела, Крол, дела, — я улыбнулась в ответ. Он считал себя по гроб нам обязанным за исцеление дочери, поэтому частенько баловал нас чудесными сырами и рассыпчатым творогом. Да и скандалы с Лидией доставляли обоим немало удовольствия.

— Каки-таки дела, что, в лесу кикиморы с лешаками войну устроили?

— Нет, Крол, поганок несметный урожай, зелье в четыре руки варим.

Дед зажмурился, цокнул языком:

— Помнится, угощала меня Лида настоечкой, аж до булок продрало!

— Прости, Крол, тороплюсь, — я усмехнулась. После Лидиного "букета" дед так замучил бабку, что та примчалась, как ошпаренная, к тетке за успокоительным отваром.

— Ну, гляди, зайду на днях, там и потренькаем о делах-то, за ковшиком медовухи, — протянул Крол, подмигнул мне на прощание и покатил дальше, бодря старушку Летьку вожжами и смачными присказками.

Данко потерялся по дороге, соблазнившись игрой в ножички с тремя дружками. Я поправила тяжелую сумку, так и норовящую сползти с плеча, и толкнула ворота.

Трактир "На завалинке" славился отличным пивом, наисвежайшими раками, зрелой сочной красотой хозяйки и нелюдимым трактирщиком. Поговаривали, что суровый кряжистый Золтан когда-то лиходействовал по лесам, но поговаривать — это одно, а ляпнуть такое при самом Золте отважился бы только тот, кто решил свести счеты с жизнью. Мы много раз выхаживали заезжих, решивших побузить в старенькой корчме. Ничего, шрамы и сломанные носы мужчин только украшают, а ребра срастаются. Я взобралась по высоченным ступенькам, перешагнув через блаженствующего в теньке Пирата, но пёс и ухом не повел.