Ко времени присуждения Камило Хосе Селе Нобелевской премии (1989 г.) у себя на родине, в Испании, он считался живым классиком, был членом Испанской королевской академии, известным во всем мире прозаиком, автором многих десятков книг, самых разнообразных по жанру – от романов, стихов, рассказов, путевых заметок до двухтомного «Тайного словаря», составной частью которого является эротическая терминология. Из работ о творчестве писателя можно составить целую библиотеку, в испанской критике укоренился термин «селаизм», подразумевающий, как правило, триаду: испанизм (понятие, близкое почвенничеству), эротизм, нетрадиционность формы.
Все эти качества нетрудно обнаружить и в предлагаемой вниманию читателя «Мазурке для двух покойников». Место действия романа – глубокая галисийская провинция, жизнь которой предстает в воспоминаниях, рассказах, разговорах многочисленных персонажей, воспроизведенных неким летописцем края, выступающим под именем дона Камило. Совпадение имен героя-рассказчика и автора не случайно, есть и другие параллели – сам К. X. Села родом из Галисии, несколько персонажей носят фамилию Села, в середине повествования появляется еще один Камило – двадцатилетний артиллерист национальных войск, факты биографии которого, вплоть до дня рождения 11 мая, повторяют вехи жизни писателя.
Временные рамки романа размыты, хронология следует за многократно повторяющимися, обрастающими все новыми подробностями и лицами воспоминаниями героев. Лишь одна точно названная дата – июль 1936 года, – дата начала гражданской войны, организует временное пространство. Книга напоминает музыкальное произведение с без конца возвращающейся темой, с включением в хор все новых голосов. В центре повествования два события. Первое – смерть двух местных жителей от руки Фабиана Мингелы, связанного с фашистами «чужака», «выродка», «мертвяка», как его называют родные и близкие погибших, и второе – месть убийце, акция, которая объединяет разношерстных героев «Мазурки для двух покойников». Персонажи романа больше обременены пороками, чем добродетелями, однако в его бродягах, калеках, проститутках, юродивых, распутных попах, неприкаянных барышнях живет, не угасая, некое праведное чувство, питающее их отвращение к убийству из-за угла, предательству, унижению человеческого достоинства, оскорблению слабого. Оно-то и роднит всех в решительный момент свершения возмездия над «ублюдком со свиной кожей на лбу». Между двумя событиями промежуток в несколько лет, соответственно два раза на страницах романа звучит мазурка «Малютка Марианна» в исполнении Гауденсио Бейры, слепого аккордеониста из заведения Паррочи, – в 1936 году как реквием по убиенным, и четыре года спустя как гимн победившей справедливости.
Читателю этой книги предстоит погрузиться в густо заселенный персонажами мир, мир яркий и мрачный, жизнеутверждающий и трагический, мир лубочной эротики и смеховой стихии, рядом с которой неизменно шествует и «правит бал» смерть. В этом смысле мастер «жестокой прозы» К. X. Села продолжает традиции испанской литературы, по страницам которой во все времена, говоря словами Ф. Гарсии Лорки, «в пожухлом венке из лилий смерть устало бредет».[1]
…our thoughts they were palsied and sere,
Our memories were treacherous and sere.
Edgar A. Poe. "Ulalume".[2]
Дождь льет медленно, без остановки, льет без охоты, но С бесконечным терпением, как льется жизнь; льет на землю, что одного цвета с небом, не то зеленого, не то пепельного, и край горы уже много времени, как стерся.
– Много часов, как стерся?
– Нет, много лет. Край горы стерся, когда умер Ласаро Кодесаль, видно, Господь не хотел, чтобы кто-нибудь снова его увидел. Ласаро Кодесаль умер в Марокко, у поста Тиззи-Азза; его убил мавр из племени кабилов, скорее всего. Ласаро Кодесаль здорово умел брюхатить девочек, видный был такой, рыжий и синеглазый. Ласаро Кодесаль умер молодым, 22-х не было – что толку, что на 5 миль вокруг, а то и больше никто не мог так орудовать дубиной? Ласаро Кодесаля убил мавр, предательски, пока он забавлялся под смоковницей, все знают, что в тени смоковницы очень удобно грешить; лицом к лицу никто б не посмел убить Ласаро Кодесаля, ни мавр, ни астуриец, ни португалец, ни леонезец, никто. Край горы стерся, когда убили Ласаро Кодесаля, и никогда его больше не увидать.
Льет монотонно и с усердием со дня св. Рамона, пожалуй, еще раньше, а сегодня день св. Макария, покровителя карт и лотерейных билетов. Льет не спеша, безостановочно больше девяти месяцев, на траву в поле, на стекло в моем окне, льет, но не похолодало, хочу сказать, не очень похолодало. Кто умеет играть на скрипке, играет по вечерам, но я не умею, кто умеет на гармонике, играет на гармонике, но я не умею. Умею только на гаите,[3] но в доме играть на ней не годится. Раз не умею ни на гармонике, ни на скрипке, а дудеть под крышей нельзя, провожу вечера в постели, пакостничая с Бенисьей (потом скажу, что за Бенисья, женщина, у которой соски точно каштаны). В столице можно пойти в кино, посмотреть Лили Понс, юное и достойное сопрано в главной женской роли «Слишком долгого сна» – так сказано в газете, но у нас нет кино.
