— Всего получилось тридцать семь слов, — сказала девушка.
— Повторите, пожалуйста, текст телеграммы, — произнес голос в телефонной трубке.
Она прочитала:
«Поздравляю тчк готовлю небольшую вечеринку большим сюрпризом вашу честь особняке крыше Бьенвиль Билдинг восемь вечера следующую субботу тчк чтобы сюрприз был неожиданным сохраните приглашение секрете тчк обещаю самую оригинальную вечеринку всю историю нового Орлеана тчк хозяин особняка».
— Все правильно. Отправьте телеграмму по всем восьми адресам.
— За восемь телеграмм с вас три доллара тридцать шесть центов, — сказала девушка.
В трубке было слышно, как в монетоприемник телефона-автомата со звоном упали тринадцать четвертаков и три монетки по пять центов.
— Благодарю вас, — сказала девушка.
На другом конце провода послышался щелчок: там повесили трубку.
— Какой жуткий голос был у этого парня, — сказала девушка своей напарнице, сидевшей у соседнего телефона, — прямо мороз по коже.
— Может быть, он гробовщик?
— Да нет, он устраивает вечеринку, — ответила девушка, отстукивая телеграмму на стоявшем перед ней аппарате.
Спустя пятнадцать минут восемь желтых конвертов с телеграммами были уже на пути к получателям.
Миссис Гейлорд Чизолм надорвала желтый конверт тонкими аристократическими пальцами и дважды прочитала телеграмму. Вначале она недоуменно сдвинула брови, затем улыбнулась с довольным видом.
В неярком свете ламп, освещавших ее будуар, Маргарет Чизолм напоминала императрицу, чьи чеканные лики презрительно взирают на потомков из глубины веков. В движении руки, которым она поднесла зажигалку к кончику сигареты, а затем снова взяла телеграмму, чтобы прочесть ее еще раз сквозь голубое облачко сигаретного дыма, было что-то от императрицы.
«Поздравляю тчк готовлю небольшую вечеринку большим сюрпризом вашу честь особняке крыше Бьенвиль Билдинг восемь вечера следующую субботу тчк чтобы сюрприз был неожиданным прошу сохранить приглашение секрете тчк обещаю самую оригинальную вечеринку всю историю нового Орлеана тчк хозяин особняка».
Какая глупая телеграмма и в то же время очень неглупая, подумала Маргарет. Кому-то, судя по всему, захотелось посоперничать с ней — организатором самых интересных вечеринок в городе. Маргарет улыбнулась и задумалась, кто же это может быть.
Тем, кто был знаком со светской жизнью города, не было необходимости объяснять, что миссис Гейлорд Чизолм в самом деле было с чем поздравить: не так давно она хладнокровно разделалась с единственной сомнительной дебютанткой светского общества в нынешнем сезоне, вычеркнув Кэтрин Слеймон из списка гостей своего ежегодного бала. Интересно, подумала Маргарет после бала, какое сильное впечатление это на всех произведет. Светское общество к тому времени пришло в ужасающее состояние: ведь еще несколько лет назад никому бы и в голову не пришло пригласить на праздник Марди гра[1] дочь политика-ирландца, даже несмотря на то, что ее папаша с тяжелым подбородком был богатым и щедрым филантропом. Однако все ее принимали, и она весело протанцевала весь карнавал, пока не наступило время бала у миссис Чизолм. Маргарет заранее все обговорила с Джейсоном Осгудом, чья дочь в этом году тоже впервые выехала в свет. И вот, когда к Маргарет в очередной раз съехались гости на ее знаменитый бал светских дебютанток, Кэтрин Слеймон там просто не оказалось.
Именно поэтому на субботней вечеринке Маргарет скажет доктору Марри Чеймберсу Риду, что, по ее мнению, это он отправил ей телеграмму, чтобы поздравить ее с тем, как она замечательно поставила на место этих Слеймонов. Доктор Рид был слишком аристократичен, чтобы не восхититься поступком Маргарет; и потом, скажет Маргарет доктору Риду, чтобы он не чувствовал себя чересчур польщенным, текст телеграммы показался ей всего лишь попыткой ученого проявить остроумие.
Все это Маргарет скажет в субботу вечером. Сейчас же она просто сложила телеграмму и рассмеялась про себя, отправляя окурок сигареты в чашу с тлеющими угольками сандала.
Доктор Марри Чеймберс Рид аккуратно отодвинул лежавшую перед ним на столе стопку университетских бумаг и вскрыл телеграмму, которую принесла ему секретарша.
Своей репутацией в невозмутимом ученом мире, где он пользовался всеобщим уважением, доктор Рид был в большой мере обязан тому, что никогда не подавал виду, будто слышит что-то в первый раз. Он мельком взглянул на телеграмму, затем на секретаршу и сказал ей: «Ответа не будет, мисс Эшмир», — но, как только за ней закрылась дверь, лицо его приняло загадочное выражение.
«Поздравляю тчк готовлю небольшую вечеринку…»
Разумеется, доктор Рид был уверен, что поступил очень умно, тихо удалив молодого Генри Аббота с факультета, когда стало известно, что Аббот пропагандирует на своих занятиях разрушительные социальные теории. Правда, лишь очень не многие знали, почему молодой Аббот так быстро ушел из университета, и едва ли кому-нибудь могло прийти в голову делать внутренние проблемы университетской жизни достоянием публики, устраивая празднества по такому поводу. Пока только два-три особых друга университета нашли повод поздравить доктора Рида с очередным успехом в освобождении университетских коридоров от опасных доктрин. Одним из них — людей, осведомленных о его добрых делах, — был Джейсон Осгуд.