Мое имя Эстер Пламтри, но обычно меня называют просто Хетти. Я управляю семейной пивоварней с тех пор, как умер мой муж. Неприятностей, конечно, хватает, особенно с людьми, но я всегда говорю: если у вас есть время расстраиваться из-за других, значит, вам просто нечего делать.
Разумеется, когда речь заходит о моих внуках, я делаю исключение. У меня есть право говорить им, как надо поступать, так ведь? Я сама их вырастила после того, как их отец — маркиз и мать — моя дочь погибли от несчастного случая. Больше я ничего не скажу, люди и так слишком много болтают об этом.
Честно говоря, я хочу в жизни лишь одного: получить правнуков. Неужели я прошу слишком много? Тем не менее, от моих упрямых внуков я получаю одни только неприятности. Взять, к примеру, Оливера. Я могу понять, когда молодой человек с горячей кровью волочится то за одной актрисой, то за другой, но Оливер превратил это в дело всей жизни! В городе не найдется ни одного «желтого» листка, который не писал бы о его беспутстве в компании полуголых девиц и целых лоханей контрабандного бренди. Лично я виню в этом покойного маркиза. После его смерти Оливер пошел по стопам отца.
Об остальных четверых лучше вообще не упоминать. Джаррет вечно играет в карты. Минерва пишет непристойные готические романы. А Гейбриел! Этот участвует в скачках. Остается Селия. Но она не пропустит ни одну мишень, обязательно выстрелит! В обществе их называют шалопаями из Холстед-Холла. Только поймите меня правильно: они хорошие дети, прекрасные внуки. Они всегда расспрашивают о моем здоровье, сопровождают в гости, следят, чтобы я берегла себя, но отказываются бросить свои скандальные привычки. С меня довольно!
И я придумала способ заставить их остепениться и вести себя как мои достойные наследники. Им это придется не по нраву, но что делать, тяжелые времена требуют тяжелых мер. Бог свидетель, я получу правнуков, и очень скоро!
Искренне ваша,
Хетти Пламтри
Илинг, Англия
1806 год
Оливер Шарп, шестнадцатилетний наследник маркиза Стоунвилла, выбежал из конюшен Холстед-Холла. Его мать во весь опор поскакала к охотничьему домику. Она была в бешенстве. Оливеру не часто доводилось видеть ее в таком состоянии. Обычно мама была просто… невесела, если, конечно, не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Сегодня произошло как раз такое — маркиза застала своего сына за непотребным занятием.
Юношу захлестнула волна отчаяния.
«Ты позор семьи! — кричала мать с такой горечью, как будто столкнулась с подлым предательством. — Ты ведешь себя в точности как твой отец. Да будь я проклята, если допущу, чтобы он превратил тебя в такого же испорченного эгоиста, как сам. Этот мерзавец всем готов пожертвовать ради собственного удовольствия».
Оливер никогда прежде не слышал от матери бранных слов. Он задрожал при мысли, что сам довел ее до такого состояния. Неужели она права? Неужели он становится похож на своего легкомысленного и распущенного родителя?
Хуже всего то, что мать умчалась, чтобы швырнуть в лицо отцу рассказ о грехах сына, и Оливер не мог ее остановить, потому что ему было приказано не показываться ей на глаза.
Но кто-то должен за ней последовать. Оливер видел маркизу в таком гневе только однажды. Ему было семь лет, когда мать впервые узнала о неверности отца и устроила во дворе костер из его коллекции эротических книг.
Бог знает, на что она решится, полагая, что сын идет по стопам отца! Особенно если учесть, что в доме праздник и масса гостей.
Оливер обогнул угол огромного дома, напоминавшего средневековую крепость и служившего загородной резиденцией многочисленного семейства, и на подъездной дороге увидел знакомый экипаж. Его сердце затрепетало. Бабушка! Слава Богу, она приехала! Возможно, она поговорит с матерью?
Карета остановилась у парадной двери. Оливер подбежал как раз вовремя, чтобы открыть бабушке дверцу.
— Какой приятный сюрприз, — пробормотала бабушка. — Я рада, что ты не растерял хорошие манеры, не то, что некоторые шалопаи твоего возраста.
В другое время Оливер нашел бы что ответить. Они с бабушкой постоянно пикировались и подшучивали друг над другом, но сегодня страх не давал ему покоя.
— Мама сердита на отца, — сообщил он, предлагая бабушке руку, чтобы проводить в дом. Оливер старался говорить негромко — прислуге незачем это слышать, и без того все болтают об отцовской неверности.
— Ну, это не ново, — сухо отозвалась бабушка.
— На сей раз все иначе. Она в бешенстве. Мы с ней поссорились, она верхом поскакала к охотничьему домику.
— Наверное, ищет его.
— Этого я и боюсь. Ты же знаешь, ему нравится ее дразнить. Если он там, она может сделать что угодно.
— Вот и отлично. — Бабушка хитро улыбнулась. — Пусть разнесет в пыль этот проклятый домик, тогда Льюису некуда будет водить своих шлюшек.
— Черт тебя побери, бабушка! Я ведь серьезно! — Старая дама неодобрительно приподняла бровь, заставив внука извиниться за грубое выражение. — Прости, бабушка, но сегодня все не так, как обычно. Ты должна поехать за ней, поговорить с ней, успокоить. Пойми, это важно! Меня она не станет слушать.
Старая дама прищурилась.
