ВОСПОМИНАНИЕ, КОТОРЫМ МЫ БУДЕМ ДОРОЖИТЬ
В то утро мы пришли в школу радостные. Учительница сказала нам, что нас будут фотографировать, а фотография – это воспоминание, которым мы будем дорожить. Еще она сказала нам, чтобы мы пришли чистыми и хорошо причесанными.
С сильно напомаженными волосами я вошел в школьный двор. Все ребята были уже там, а наша учительница ругала Жофруа, который явился в марсианском костюме. У Жофруа очень богатый папа, он покупает ему все игрушки какие тот только захочет. Жофруа объяснял учительнице, что будет фотографироваться только в костюме марсианина или совсем уйдет.
Фотограф с аппаратом был тоже уже там, и учительница ему говорила, что нужно быстрее фотографировать, иначе мы пропустим занятия по арифметике. Аньян, первый ученик в классе и любимчик нашей учительницы, сказал, что будет очень жаль, если мы пропустим арифметику потому что он любил ее и сделал все задачки. Эд очень сильный мальчик, хотел ударить кулаком по носу Аньяна. Но Аньян носил очки, и потом нельзя же лупить его всегда, когда тебе вздумается. Учительница стала кричать, что мы все невыносимые и что если так будет продолжаться, никакого фотографирования не будет и мы пойдем в класс. Тогда вмешался фотограф:
– Послушайте, послушайте, успокойтесь, успокойтесь. Я умею говорить с детьми, все будет хорошо.
Фотограф решил, что мы должны встать в три ряда: первый ряд сядет на землю, второй ряд встанет в центре, вместе с учительницей, она сядет на стуле, а третий ряд встанет на ящики. Он в самом деле все очень хорошо придумал, наш фотограф.
За ящиками пошли в школьный подвал. Там здорово повеселились. В подвале было не очень светло, а Руфю надел себе на голову старый мешок и кричал:
– У-у! Я – привидение!
Потом мы увидели, что пришла учительница. У нее был не очень-то довольный вид, и мы быстро ушли с ящиками. Остался только один Руфю. С мешком на голове он не видел, что происходило, и продолжал кричать:
– У-у! Я – привидение!
Учительница сняла у него с головы мешок, и он жутко удивился. Вернувшись во двор, учительница отпустила ухо Руфю и, ударив себя рукой по лбу, воскликнула:
– Да вы все черные!
Это было верно. Дурачась в подвале, мы все испачкались. Учительница расстроилась, а фотограф ей сказал, что это не страшно, что можно вымыться, пока он будет устанавливать ящики и стул для аппарата. С чистым лицом, кроме Аньяна, был еще Жофруа, так как у него на голове был марсианский шлем, похожий на стеклянный шар.
– Вы видите, – сказал Жофруа учительнице, – если бы все пришли одетые, как я, не было бы никаких неприятностей.
Я видел, что учительнице хотелось отодрать Жофруа за уши, но на шаре не было никаких приспособлений, на которые можно было бы ухватиться. Этот марсианский костюм был просто мировой.
Наконец, мы вернулись, умытые и причесанные. Правда, мы были немного мокрые, но фотограф сказал, что это не имеет значения. На фотографии это не будет видно.
– Хорошо, – сказал фотограф, – хотите сделать приятное вашей учительнице?
Мы ответили, что хотим, потому что очень любим нашу учительницу, она ужасно хорошая, когда мы не выводим ее из терпения.
– Тогда, – сказал фотограф, – займите свои места для фотографирования. Самые высокие – на ящики, средние – во второй ряд, маленькие – на землю.
Мы пошли на свои места, а фотограф стал объяснять учительнице, что с детьми можно все уладить, если иметь терпение, но учительнице не удалось дослушать его до конца. Ей пришлось нас разнимать, потому что мы все хотели стоять на ящиках.
– Самый высокий здесь только я! – кричал Эд и толкал всех тех, кто хотел взобраться на ящики.
А так как Жофруа настаивал, Эд треснул его по кумполу, отчего здорово стало больно его руке. Несколько мальчишек пытались снять с Жофруа этот стеклянный шар, но его заклинило.
Учительница сказала, что делает нам последнее предупреждение, иначе будет арифметика. Тогда мы решили, что надо успокоиться, и начали устанавливаться. Жофруа подошел к фотографу:
– Это что, ваш аппарат? – спросил он.
Фотограф заулыбался и сказал:
– Это ящик, откуда вылетит маленькая птичка, голубчик.
– Ваш аппарат старый, – сказал Жофруа. – Мой папа отдал мне аппарат со светозащитным приспособлением, с короткофокусным объективом, телеобъективом.
Фотограф, казалось, был удивлен, перестал улыбаться и попросил Жофруа вернуться на свое место.
– Ну, а фотоэлемент у вас есть, по крайней мере? – спросил Жофруа.
– В последний раз прошу вернуться на свое место! – заорал фотограф, и сразу стало видно, что он занервничал.
Наконец, все устроились. Я сидел на земле рядом с Альсестом. Альсест это мой приятель, он очень толстый и все время что-нибудь ест. И сейчас он только успел откусить пирожное, как фотограф сказал, чтобы он перестал есть, а Альсест ответил, что ему необходимо питаться.
– Оставь пирожное! – закричала учительница, сидевшая как раз сзади Альсеста.
Это было так неожиданно, что Альсест уронил пирожное себе на рубашку.
– Все нормально, – сказал Альсест, пытаясь удалить остатки пирожного кусочком хлеба.
Учительница сказала:
– Единственное, что можно сделать, это поставить Альсеста в последний ряд, чтобы не было видно пятна на рубашке. Эд, – добавила учительница, уступите ваше место своему товарищу.
