Документ, представляемый сегодня на рассмотрение Генерального Директората Комиссии по Контролю, в течение пятидесяти лет хранился в запечатанном файле архива КОМКОНа-2. Гриф секретности «ноль» и личное распоряжение Рудольфа Сикорски — «вскрыть через пятьдесят лет» — сохраняли этот документ от любопытствующих взглядов. Собственно, более всего сохраняло документ от преждевременного вскрытия то простое обстоятельство, что никакие каталоги — ни открытые, ни даже полностью засекреченные — не содержали ни названия файла, ни его индекса, ни адресата. Содержание документа было в свое время рассеяно по многочисленным файлам КОМКОНа-2 в общемировом киберспейсе, и приданная документу вирусная подпрограмма предписывала ровно через пятьдесят лет после старта собрать разрозненные единицы информации в единую структуру, доступную для чтения в любом текстовом редакторе.
Действием этой подпрограммы и объясняется то обстоятельство, что именно сегодня, 8 октября 130 года, документ под названием «Мемуар-1», подписанный бывшим руководителем отдела ЧП Максимом Каммерером и запечатанный личным кодом бывшего руководителя КОМКОНа-2 Рудольфа Сикорски, стал доступен для прочтения.
Поскольку никого из участников описанных в мемуаре событий в настоящее время уже нет в живых, содержание «Мемуара-1» предлагается для обсуждения членами Генерального Директората, как чрезвычайно важное для развития цивилизации.
Руководитель отдела ЧП Комиссии по Контролю,
Вадим Серосовин.
8 октября 130 года.
Екатеринбург.
* * *
«22 ноября 80 года.
Звонок видеофона оторвал меня от чтения весьма занимательного документа — отчета моего агента Кирилла Костакиса об его пребывании в Институте неопознанных структур. Институт уже несколько месяцев привлекал внимание не толькое мое, ни и отдела исторических изысканий. Там происходили события, которые, с моей точки зрения, могли быть связаны в несанкционированной деятельностью на Земле миссии голованов, а, с точки зрения начальника отдела исторических изысканий Рони Мдивани, сотрудникам института удалось-таки расшифровать и заставить действовать древнюю, еще двадцатого века, программу инициирования искусственного интеллекта. Отчет Кирилла оставлял достаточно большое поле для обеих интерпретаций, а также предлагал свою, которую я и изучал, когда неожиданный звонок заставил меня оторваться от этого увлекательного занятия.
Лысина, появившаяся на экране, могла принадлежать только Экселенцу.
— Я полагаю, ты не занят, — сказал шеф, не поднимая головы. Интересно, подумал я, есть ли у него на лысине третий глаз, или ему просто неинтересно смотреть на мою мрачную физиономию.
— А если и занят, — продолжал Экселенц, — то передай дела Панову. Час назад в системе ЕН 200244 потерпел катастрофу пассажирский звездолет «Альгамбра». Предположительно — взрыв реактора. Тебе надлежит расследовать это происшествие на месте.
Я недовольно дернул плечом. «Альгамбра», насколько я помнил, была старой транспортной посудиной, не предназначенной для перевозки пассажиров. Троекратное ускорение при старте и отсутствие удобств при переходе в нуль-режим и обратно — все эти прелести дешевого межзвездного фрахта делали «Альгамбру» непригодной для нетренированного человека. Возможно, корабль успели переоборудовать — хотя я и не понимал причины. И уж совсем нелепым было предположение о взрыве реактора — такого не случалось уже лет семьдесят, а с новыми типами переходников — вообще никогда.
— Сколько погибших? — спросил я.
Экселенц изволил, наконец, поднять голову и бросить на меня косой взгляд.
— Восемь, — сказал он, — включая экипаж.
На кораблях типа «клон», к которому принадлежала «Альгамбра», экипаж составлял семь человек. Значит, на борту был всего один пассажир. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно личность погибшего пассажира заставила Экселенца оторваться от деловой текучки. И поскольку позвонил он не кому-нибудь, а именно мне, то сделать вывод не составляло труда. Впрочем, я не стал сразу выкладывать свои соображения.
— «Альгамбра» шла через систему ЕН 200244 транзитом, и на единственной обитаемой планете этой системы, Альцине, взяла на борт пассажира по имени Лучано Грапетти…
Экселенц уставился на меня своими пронзительными голубыми глазами — хотел проверить мою реакцию. Полагаю, что отреагировал я адекватно.
— Детонатор? — спросил я.
Экселенц хмыкнул.
— В том-то и дело, — сказал он. — Никакой реакции… Но это лишь одна странность. Вторая: Грапетти, работавший в Институте биоформирования, не имел ни малейших причин бросать на середине начатый на прошлой неделе эксперимент, мчаться в космопорт, догововариваться о месте на первом же звездолете, весьма далеком от комфортности — а через неделю, кстати, к Земле должен уйти «Магеллан», — и, заметь, он даже не переговорил с женой, лишь оставил сообщение на автоответчике.
Конечно, это выглядело странным. Еще более странным выглядело то, что детонатор под номером четыре — именно под таким номером значился в списке «подкидышей» Лучано Грапетти — никак не отреагировал на трагедию. Вариантов было два: либо Грапетти не было на борту в момент взрыва, либо детонатор разрушится несколько часов спустя — именно это произошло после гибели Тома Нильсона.
![Расследования Берковича 7 [сборник]](/storage/book-covers/03/0383a316dc5c525eb624f6e042ca718641bee739.jpg)
