Василий Романович Носенков
ЛЕНТЫ БЕСКОЗЫРКИ
1
Была весна тревожного 1919 года...
Затих и стал безлюдным старый Адександровский парк. Строгие аллеи его опустели. Сиротливо стоят покосившиеся некрашеные скамейки.
В темных, уединенных уголках не слышно шепота влюбленных, не раздается задорный девичий смех. Только серебряный рожок месяца в небе с независимым безразличием занимает свое законное место и свидетельствует о наступлении полночи.
Но ночная тишина обманчива. Где-то за Невой, на Марсовом поле, закричал человек. Возможно, кто-то звал на помощь, издали разобрать трудно. Вслед за криком сухо щелкнули два револьверных выстрела, и вновь наступила тишина.
Спустя полчаса после выстрелов со стороны серой громадины Нардома послышались шаги. В ночной темнота шел человек. Он то шагал открыто по центральной аллое, будто нарочно разбрызгивая сапогами грязные лужи талой воды, то, словно вспомнив об осторожности, неожиданно сворачивал с дорожки, останавливался за толстима стволами деревьев и подолгу прислушивался.
Парк был безмолвным. Только изредка с веток падал тяжелый мокрый снег да слышно было, как по Камепноостровскому проспекту проходил патрульный автомобиль.
Бывший штабс-капитан царской армии Сергей Аркадьевич Кондауров возвращался после очередного собрания группы, готовившей выступление в поддержку Юденича в Петрограде. Дела последних дней сильно измотали Сергея Аркадьевича, и он не всегда отдавал себе полный отчет в своих поступках. Вот и сегодня. На тайном совещании он чуть было не ударил поручика Филаретова, предложившего его кандидатуру для выполнения опасного диверсионного акта. Почуяв неизбежность скандала, полковник Коротаев со всей деликатностью, присущей старому дворянину, напомнил собравшимся о "великом долге русского офицерства перед многострадальной матушкой-Россией" и о соблюдении строжайшей дисциплины. Авторитет полковника был непререкаем, и Кондауров, подавив внезапно вспыхнувшую неприязнь к своему коллеге, поспешил заверить собравшихся единомышленников, что постарается с честью выполнить возложенную на него задачу.
Выполнить... Легко сказать! Несмотря на офицерские погоны, которые он, между прочим, без особого сожаления спорол в семнадцатом году, солдат из него был никудышный, да и политик неважный. Выходец из богатой дворянской семьи, он рано начал проявлять интерес к коммерции и достиг кое-каких успехов по этой части, но в 1914 году по совету своего престарелого отца оказался в действующей русской армии. Его назначили интендантом. Талант коммерсанта пригодился.
Кондаурова мало беспокоило то обстоятельство, что русские крестьяне и рабочие, переодетые в солдатские шинели, шли в бой за батюшку-царя, поев вонючих щей с гнилым мясом, доставленным на передовую по накладной с витиеватой подписью штабс-капитана интендантской службы. Зато счет в петроградском банке на его имя заметно увеличивался. Да, время было золотое, есть что вспомнить...
Сейчас по вине этих бородатых мужиков-лапотников, на которых он с пеленок привык смотреть как на рабочий скот, все идет прахом: денежные сбережения, земля, дво отличные усадьбы...
Большевики, оказывается, не такие олухи, какими их описывают некоторые господа. Они сумели захватить власть в свои руки. Кондаурова очень беспокоил именно этот вопрос - власть большевиков для него была смерти подобна. Буквально за два года он стал нищим. А что будет дальше? Можно сделать уступки, согласиться на многое, но потерять свою собственность он не согласен.
Хочешь не хочешь, а приходится бороться. Сама жизнь обязывает его взяться за оружие...
И вот теперь, оставшись наедине с собой в темном, безлюдном месте, Сергей Аркадьевич впервые за последний дни подумал о перспективах предстоящего выступления.
В этом деле он уже считал себя не новичком и не доверял интеллигентным крикунам, призывавшим "всех, кому дорога Россия", на борьбу с большевиками. В июле восемнадцатого года штабс-капитан, будучи в Москве, проявил непростительное легкомыслие, поддался на удочку левых эсеров и вступил в отряд мятежников под командованием Попова. Увы! Они не сделали и шага из ворот морозовского особняка в Трехсвятитсльском переулке, как были наголову разбиты. На память об этом у Кондаурова остался осколок снаряда в правом плече.
С тех пор Сергей Аркадьевич перестал верить во всякие партии и с отвращением относился к призывным речам. Он признавал и уважал лишь одну силу - силу верных солдат и оружия.
Полковник в своем докладе, безусловно, преувеличивал численность прибалтийской армии, которой должен был командовать доставленный французами из Гельсингфорса русский генерал Николай Николаевич Юденич. Но все же это были регулярные войска, состоявшие в основном из офицерства. Они, на взгляд штабс-капитана, могли успешно справиться с петроградскими рабочими, не умевшими обращаться с оружием. К тому же десант союзников, о котором так много говорилось и на который возлагались такие большие надежды...
Он прошел метров пятьдесят после последней остановки и так задумался, что не услышал, как справа за кустом скрипнул снег. Мгновением позже тяжелая рука легла сзади на больное плечо штабс-капитана. Влажный холод разлился по всему телу Сергея Аркадьевича. Попался! Ну что ж, он считал себя солдатом и сумеет взглянуть смерти в глаза. Он медленно повернул голову паправо - черная дырочка пистолетного дуда зловеще покачивалась перед его лицом. За ней, на расстоянии полуметра, не более, Кондауров увидел смятый квадрат искусственного серого каракуля солдатской папахи с пятиконечной красной звездой. Из-за деревьев появилась еще одна фигура в черном бушлате и бескозырке, по-видимому матрос. Теперь не оставалось никаких сомнений, что он напоролся на красноармейский патруль.
