Тем, кто хранит верность
своим фантазиям, своим мечтам,
своим надеждам.
В темные и светлые дни.
Моим читателям.
«В основе этого универсума – равновесие. Для аномалий в нем нет места. Но что произойдет, если кто-то решит, что лучше обратить весь мир в пепел, чем устранить какой-то изъян? Что, если кто-то влюбится в аномалию?»
Вначале было равновесие.
Свет приходил следом за тьмой.
Вечность встречалась со смертью.
Ava Reed
Schwingen aus Rauch und Gold
(Ashes and Souls)
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
The original title: Ashes and Souls – Schwingen aus Rauch und Gold
© 2019, Loewe Verlag GmbH, Bindbach
© М. Карманова, перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2020
Мир замер. Он словно на мгновение задержал дыхание, а вместе с ним и каждое существо, которое несло в себе больше вечного, чем конечного. В этом Тариэль был уверен. Он отчетливо ощущал, как равновесие на мгновение сбилось. Он чувствовал появившийся изъян – словно в груди забилось второе сердце. Что-то внезапно изменилось. Что-то, что выходило за границы человеческого, теперь коснулось их самих, хотели они того или нет. Потому что в этом универсуме нарушения равновесия не предусмотрены. У всего должна быть противоположность.
Тариэль вцепился в светлую рубашку у себя на груди. Он стиснул зубы, скользя взглядом по раскинувшемуся внизу городу. По фонарям, мостам и красным крышам. Заходящее солнце окрашивало все оранжевым. Тени танцевали вокруг, холодный ветер обдувал лицо Тариэля. Он ждал, когда боль отступит.
Это изменение отличалось от всех прочих, которые случались за последние столетия. Подобные вещи происходили постоянно – мелкие проблемы или аномалии, отклонения, иногда случайные, иногда возникавшие по велению судьбы. Ошибки, которые разрешаются сами собой, которые даже не заслуживают упоминания или могут быть легко устранены.
Но это… это изменение не просто поколебало равновесие, оно резко, в одно мгновение, нарушило его, начало его смещать и расшатывать.
Тариэль многословно выругался, а затем на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он несколько раз глубоко вздохнул. Он не мог поверить, что за целую вечность они не придумали решения получше.
Неожиданно у него вырвался короткий резкий смешок. Тариэль тряхнул головой и поднял подбородок, чувствуя, как боль медленно рассеивается. Под конец осталось лишь тупое, едва ощутимое биение, словно дурное предчувствие, затаившееся в самом дальнем уголке сознания. Оно окончательно исчезнет лишь тогда, когда он найдет проблему и полностью восстановит равновесие.
Это было неоспоримо и могло означать только одно: кто-то вмешался.
Двенадцать лет спустя
Мила нарушила обещание еще задолго до того, как ступила на землю своего родного города. Взволнованная и возбужденная, она вдыхала свежий весенний воздух, с наслаждением ощущая, как руки покрываются гусиной кожей. Она вглядывалась в туман, который растекался между зданий, по улицам, над булыжными мостовыми – вплоть до другой стороны реки. Первые лучи солнца пронизывали город, медленно пробуждая его к жизни и разгоняя тени по углам. Дома и стены словно пришли из стародавних времен. Миле казалось, что каждый камень в этом городе может рассказать историю. Будто в них таится нечто живое, пульсирующее, шепчущее ей о чем-то. Нечто, связующее тьму и свет и готовое открыть Миле многое, что могло в нем скрываться, – тайны, вопросы, ответы. Немногие места в мире могли похвастаться такой атмосферой.
У таких мест, как это, была душа.
Мила поплотнее натянула куртку, подняла воротник и снова окинула взглядом окрестности. Что-то внутри нее словно узнавало это место, будто она была связана с ним. Но, как бы она ни старалась, воспоминания и образы не проявлялись, оставаясь скрытыми глубоко внутри. Вместо этого в голове внезапно прозвучал мамин голос. Мила проглотила комок в горле и плотно сжала губы.
«Пообещай мне, Милена, – умоляла она. – Не возвращайся!»
В ответ она кивнула и еще крепче сжала мамину руку, уже тогда понимая, что поступает неправильно. Нельзя давать обещание, если не знаешь, сможешь ли его выполнить. Но точно так же неправильно было бы позволить матери покинуть этот мир, неся на себе большое количество тревог.
К тому же Мила предчувствовала, что все это продлится недолго. Она вышла из спальни, прошла по длинному узкому коридору своей квартиры на крошечную кухню с ядовито-зелеными занавесками на окнах. Сделав себе чай, она приготовила маме стакан воды. Прихватив чай и воду, она пошла обратно, но, еще не успев войти в спальню, уже все поняла. Еще до того как Мила взглянула на безжизненное тело матери и ее прекрасное, но осунувшееся лицо, она уже почувствовала случившееся. Увидела это. Мила подошла ближе, окликнула мать, но та ушла навсегда. Она оставила после себя пустоту и множество вопросов, и это причиняло такую боль, что Мила выпустила стакан из рук – и сама упала рядом. Мама лежала неподвижно, спокойная и серая. Невыразимо серая…
