«Секреты и ложь. Только секреты и ложь с этими пони!»
Я начинаю задаваться вопросом: по прежнему ли я Блекджек? На моей кьютимарке всё те же дама и туз. На мне та же броня охраны, хоть модифицированная и вся в заплатках. Я всё ещё не самая умная пони, и у меня ужасная привычка сваливать в одну кучу полуосмысленные идеи и называть это планом. В общем, у меня всё те же ослиные мозги, и с этим ничего не поделаешь.
Мне не раз приходилось убивать пони после того, как я покинула Стойло. Приходилось, конечно, и до этого, но тогда я прикрывалась красивыми словами о «списании» и «самозащите». Теперь я лишь убивала, просто и без прикрас, из дробовика или карабина, пожарным топором или даже голыми копытами, если требовалось. Меня стал сильнее беспокоить вопрос выживания. В Стойле Девять Девять каждый боялся лишний раз чихнуть, чтобы всё не развалилось. Теперь же за мной охотились ради крышек. Чёрт, даже сама земля могла меня прикончить! Как и часовая бомба внутри меня, которая либо убьёт сразу, либо превратит в мутанта, а потом всё равно убьёт.
И всё же, проводя большую часть своего свободного времени в полумертвом состоянии, я стала гораздо лучше чувствовать то немногое, что у меня осталось. Относительно.
Я изменилась. Стала больше думать, хотя всё равно остаюсь глупой пони. Просто мне не всегда ясно, что к чему. Мне не всегда удается вникнуть в суть вещей, хотя стоило бы. Я стреляю или бью, вот и всё.
Я заметила, что теперь мне не всё равно. Забавно думать, что покинув Стойло, я перестала быть такой чёрствой, как раньше, но так и есть. Мне жалко тех пони, которые пытаются меня убить; безумие, не так ли? Они пытаются меня убить, а мне их из-за этого жаль.
Но возможно, на самом деле я не меняюсь. Возможно, я просто начинаю понимать, что та пони, жившая в Стойле, была совсем не той, кем я её представляла. Но если это так… то кем же она была?
* * *
На то, чтобы спуститься с крыши, ушло некоторое время. Ходьба не была проблемой; я уверенно держалась на ногах, и в момент гибели Деуса обрушилось столько стен, что образовался склон, по которому можно было спокойно сойти вниз. Проблемой было просто найти в себе силы встать и спуститься на улицы под нами. Пока я продолжала сидеть, уставившись в дождь, П-21, как всегда практичный, ушёл откапывать Зодиака, чтобы обыскать тело. Я не могла винить его за это; рано или поздно всё равно кто-нибудь обобрал бы труп зелёного жеребца. В рюкзаке Тауруса нашлось несколько ракет и два десятка патронов для его охотничьей винтовки.
А винтовка эта, должна признать, была прекрасным оружием. Видавшая виды ружейная ложа была сделана из пропитанного олифой дерева. На стволе было клеймо в виде быка. Спуск был мягким, как шёлк, только с лёгким скрипом, а прицел — сильнее и точнее, чем на моём штурмовом карабине. Я вынула обойму и посмотрела на бронебойные патроны, которые не смогли нанести вреда техномагическому монстру. Я тоже не смогла. В итоге, Деус был смертельно покалечен благодаря бомбе П-21 и самопожертвованию Джем, а добит был взрывом собственных боеприпасов.
У меня было достаточно причин радоваться его смерти, однако радости я не испытывала.
«Вряд ли кто-то из охотников за головами будет преследовать меня теперь, когда с ним покончено. Чёрт, формально это делало меня Потрошителем. Теперь никто не посмеет перейти мне дорогу, верно? Он вломился в моё Стойло и превратил мою жизнь в ад, назначив награду за мою голову. Он угрожал моим друзьям и смеялся над смертельно раненной Мини. Почему же я сейчас не танцую посреди улицы, крича во всё горло „Ура-ура-ура! Деус мёртв!“?»
— Не знаю, — ответил старый бледный жеребец, сидевший рядом. Он медленно тасовал карты, глядя на меня грустными, потускневшими, молочно-белыми глазами.
— Заткнись. Я сейчас не в настроении сходить с ума, — тихо проворчала я, закрыв глаза.
— Может и так, но я же всё равно здесь, — усмехнулся он в ответ.
Я потёрла глаза и снова посмотрела на Крупье. Карты мягко шелестели в его копытах.
— Зачем всё это нужно? А, я поняла. От Порчи у меня едет крыша. Так что значат эти твои жутковатые карточные метафоры?
Он лишь улыбнулся и покачал головой.
— Нужно же нам, галлюцинациям, как-то привлекать к себе внимание, а то ведь некоторые пони могут попросту забыть о нас — сказал он, сдавая по пять карт мне и себе. — Ты ведь знаешь, почему не радуешься, правда? Потому что этой операцией руководил не Деус, верно?
«Не смотреть… Не смотреть.»
— Нет. Это был Сангвин или тот, кто его нанял, — вздохнула я. Крупье когда-то сказал мне прослушать записи, которые у меня были, и я так и сделала.
Карты легли передо мной, и я, не сумев удержаться, взяла их и посмотрела, что мне выпало, хотя и понятия не имела, в какую игру мы играем. Розовая кобыла с кудрявой гривой, балансирующая на мяче на краю скалы, держащая кекс в одном копыте и подарок в другом. Белый аликорн, с грустным лицом держащий весы. Пара красных глаз, глядящих из клетки, сделанной из девяти мечей. Пустая бутылка «Дикого Пегаса» с восемью перевёрнутыми стаканами на барной стойке и силуэт кобылы в дверях. Пурпурная кобыла, повисшая на задних копытах на ржавом уличном фонаре.
