Оба эпиграфа навевают одно и то же воспоминание.
В 1998 году японские врачи обнаружили у профессора Варшавского сразу две злокачественных опухоли: в толстом кишечнике и в мочевом пузыре. Он отреагировал на тревожное известие в присущем ему стиле:
- Естественно… Машина всегда начинает гнить с выхлопной трубы.
Одна сердобольная дама из русской колонии, встретив его в те дни, вдруг запричитала:
- Виктор Ильич! Вы только держитесь! Вы только держитесь, Виктор Ильич!..
- Да как тут держаться? - меланхолично отвечал Виктор Ильич. - За такие места и держаться-то неприлично…
За словом в карман он никогда не лез.
Опухоли успешно прооперировали. И позднее, в 2003-м, когда уже израильские врачи обнаружили у него неоперабельный рак легких, поначалу казалось, что он и в этот раз отделается шуточками, что и в этот раз пронесет…
Увы. Современная медицина умеет многое, осваивает она уже и "запчасти" - но еще не все узлы способна заменить. Напасть, которая тридцать лет назад унесла жизнь замечательного писателя-фантаста, теперь забрала его сына. Рано или поздно человеческие знания победят эту напасть окончательно и бесповоротно - но пока мы можем о такой победе лишь помечтать.
А еще - вспомнить…
* * *
Лето 1988 года. Я - комиссар студенческого строительного отряда "Кварк". По совместительству - бригадир штукатурной бригады. У меня в подчинении пять бойциц и один боец - трудный подросток из детской комнаты милиции. Я расставляю бойциц по объектам, а на пару с подростком замешиваю и разношу цементный раствор. В перекур подросток смолит "Приму", а бойцицы предаются воспоминаниям о цивилизованной жизни и о завершившейся сессии.
- А последний экзамен, - говорит одна, - я ленкиному папе сдавала.
- А кто у Ленки папа? - осведомляется трудный подросток.
- Ой, - говорит Ленка, - да папа у меня вообще великий ученый! Доктор наук, профессор…
- Ничего себе, - говорит подросток. - А ты и не похожа на профессорскую дочку.
- Ха! - говорит Ленка. - А ты думаешь, мой папа на профессора похож? Ему 55 лет, а у него ни одного седого волоса! Ты бы его видел!..
Март 1989. Я простужаюсь. Жар такой, что общага, того гляди, возгорится. Ленка говорит:
- Смоленский, собирайся, повезу тебя к своим. Маменька в Крыму, папеньку кормить надо, между вами двумя не разорваться.
Едем. Папенька открывает дверь. Дочь докладывает обстановку. Великий ученый смотрит на меня, как на нечто неодушевленное.
- Ты его водкой оботри, - советует он дочери.
К вечеру совет оборачивается заметным улучшением. Для закрепления эффекта хозяин дома приносит мне рюмку с чем-то весьма ароматным. О себе не забывает тоже. Мы чокаемся и выпиваем.
- А что это такое? - наивно интересуюсь я, привыкший к простым студенческим напиткам.
- Как что? - удивляется он. - Это же коньяк!
- А-а…
Через пару дней он вдруг спрашивает:
- Скажи, Вадик, а как твоя фамилия?
Я и не ожидал, что случайное географическое созвучие так его вдруг воодушевит.
- Слушай, - говорит он дочери. - А чего вы всё в общаге, да в общаге? Там ведь бардак, антисанитария, живите лучше здесь…
В июне сыграли свадьбу. Отец невесты был в ударе. Он балагурил, тостовал, кричал "горько" родителям жениха, с удалью выполнял ответное пожелание родителям невесты, а после стройотрядовских поздравлений сложил речевку:
Аты-баты, шли стройбаты, аты-баты, на войну!
Аты-баты, князь Смоленский взял Варшавскую жену!
Друзья, расходясь, выражали мне свои восторги:
- Ну, Смоленский, и тесть у тебя теперь! Ну, Смоленский, ты и тестя отхватил!
Мне даже было несколько обидно. Я ведь на Ленке женился, а не на нем…
* * *
Бабушку моей молодой жены звали Луэлла Александровна. Родственники и друзья называли ее "Люля". Мне тоже было пожаловано право называть ее так - в порядке подарка ко дню рождения. Тогда ей было семьдесят девять.
"10 февраля 1910 г.", - было написано в люлином паспорте. И дальше:
"Чикаго, США".
Ее отец, Александр Михайлович Краснощеков, член РСДРП с 1896 года, попал в Америку как политэмигрант. Там он сперва работал портным и маляром, затем окончил Чикагский университет и стал весьма успешным адвокатом. Когда дочери исполнилось семь лет, новости из России позвали его назад. Он добрался до Владивостока, возглавил Дальсовнарком, провел всю гражданскую войну то в боях, то в бегах, то в тюрьмах; в 1920 году занял должность председателя правительства буферной Дальневосточной республики, а через год с небольшим был переведен в Москву для налаживания новой банковской системы и вообще финансов. Вождь мирового пролетариата, покуда был жив, ценил энергичного и знающего работника и всячески ограждал от нападок.
В Москве Краснощеков встретил Лилю Юрьевну Брик. Знакомство, быстро переросшее в роман, имело два последствия: во-первых, сильнейший кризис в отношениях Лили с Маяковским, а во-вторых, отъезд жены Краснощекова Гертруды обратно в США. Шестилетний сын уехал вместе с матерью; дочь выразила желание остаться с отцом. Когда же в сентябре 1923 года отца арестовали по обвинению в "злоупотреблении властью" и посадили в Лефортово, Лиля Юрьевна взяла девочку к себе. Через год Краснощекова выпустили, но он еще долго поправлял подорванное тюрьмой здоровье в больницах и санаториях. Так юная Луэлла провела несколько лет внутри знаменитой семьи Маяковского-Бриков, споры о которой не утихают по сей день.
