В таежном лесу, в старой медвежьей берлоге, жили Поземка и Метель. Иногда и вместе выходили наружу и играли, Поземка взвихривала снег, а Метель, ухватившись за верхушку длинного кедра, качала его из стороны в сторону и кричала:
-У-у-у-у!
Кедр гнулся и скрипел. Скрипел и гнулся лес, а Поземка с Метелью прыгали на полянке и смеялись. А однажды
Поземке захотелось побыть одной. Осторожно, чтобы не разбудить Метель, выбралась она наружу.
Прислушалась.
Была ночь. Мерцал в небе ковш Большой Медведицы. Вокруг было тихо-тихо, даже слышно было, как позванивают, опускаясь на деревья, хрусталики инея.
Поземка, ни о чем не думая, пошла к югу. Сначала она пробиралась сквозь густые еловые заросли. Потом лес поредел. Открылось большое припорошенное снегом поле. И Поземка побежала. Длинная белая коса ее зазмеилась по снегу, заметая следы.
— Ой, грустно мне, — всхлипывала иногда Поземка и, приостановившись и немного отдохнув, бежала дальше.
Прошел день, а она все бежала. Прошел еще день, а она все бежала, не зная куда, не зная зачем: было просто грустно и хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко. К вечеру третьего дня она приостановилась. Перед ней лежала чужая, незнакомая степь. Безлунная, прикрытая темным холодным небом, она казалась бесконечной.
Дальше идти было некуда. И назад дорога была потеряна : белая коса замела, похоронила в снегу ее следы. Поземка заблудилась. Вдалеке неяркий горел огонек, и она медленно пошла к нему. Она шла и думала о Метели. По вечерам Метель часто рассказывала сказки о Севере, о его глубоких Снегах и переливающихся в разноцветных красках сияниях. Теперь ей никогда больше не услышать этих чудесных сказок.
К полуночи Поземка пришла в деревню и остановилась перед избушкой с соломенной крышей. В небольшом окошечке горел свет. На крыше ветер свистел в прутьях телевизионной антенны. Поземка забарабанила в стекло беленькими пальчиками. Занавеска раздвинулась, и она увидела седенького старичка. Он посмотрел на нее поверх очков и тихо сказал:
— Метет...
— Дедушка, грустно мне. Заблудилась я, дедушка.
Но занавеска задернулась, и Поземка.опять осталась одна, совсем одна. Долго топталась у маленького окошечка, сыпала на стекла пригоршни снега, просилась, но так никто и не пустил ее в избу. Поземка всхлипнула и присела на завалинку, поджав под себя зябнущие ноги.
На рассвете из Гореловской рощи пришел в деревню раскрашивать окна внук старого Деда Мороза Морозко, но, увидев прикорнувшую на завалинке Поземку, забыл, зачем пришел. Стоял, слушал, как дышит она, свежая, доверчивая.
— Уснула, моя ягодка, — сказал Морозко и, осторожно приподняв ее с завалинки, посадил на руку. Поземка склонила к нему на плечо голову, обвила ручонкой его шею. Прошептала сквозь сон:
— Грустно мне. На Север хочу.
— Это можно, -— сказал Морозко и, шагая через сугробы, пошел туда, куда хотелось ей: к глубоким снегам и плывущим в красках сияниям. Свисавшая с плеч коса ее заметала оставляемые им следы.
Утром петух дедушки Назара взлетел на забор, покосился левым глазом на солнце, послушал, о чем шепчут между собой яблони в дедушкином саду, и закричал на всю деревню:
— Кук-ка-реку! Весна пришла!
Весна пришла, — закричали другие петухи и захлопали крыльями, а с крыш звонкая закапала капель.
Отделилась от сосны в лесу шишка и полетела на землю. А далеко ли до нее лететь?! Не успела шишка зажмуриться и по настоящему испугаться, а уж она вот, земля-то, расстелилась во всю лесную ширь.
— Фи, как близко! — воскликнула шишка, но посмотрела наверх, подумала: «Нет, не забраться теперь на сосну... И никогда не видеть мне теперь так близко неба, как я видела его все это время».
И вздохнула:
— Ах, как высоко.
И заплакала, посыпались ее слезки-зернышки: кап, кап, кап! Одно зернышко в землю попало. Сначала холодно ему было, потом стало потеплее. Лежало зернышко в земле, поглядывало по сторонам и ничего не видело: такая вокруг темь была.
А где-то вверху, слышно стало, запели птицы и захлопали, растрескиваясь, почки на деревьях. И захотелось зернышку посмотреть, как там, наверху-то. Заворочалось зернышко в земле, расти начало. Клю-клю — пробилось наружу. Смотрит — лес вокруг и такой высокий, что не видно даже, где он кончается.
Вот и солнце показалось над лесом. Деревья повернулись в его сторону, посветлели все как-то сразу и захлопали ладошками листьев. «Красиво как», — подумало зернышко и вдруг слышит, говорит кто-то рядом:
— Смотрите, сосенка родилась. Товарищи, сосенка родилась.
Это кричали голубые колокольчики. Зернышко было умным и сразу догадалось, что это его назвали «сосенкой». Имя ему понравилось, в нем было что-то от солнца — со-сен-ка! Но солнце было высоко, а сосенка была внизу, и была она такая маленькая, что колокольчики и те выше нее были. Они стояли вокруг нее, и за ними ничего не было видно.
И решила сосенка посмотреть: есть ли что за колокольчиками? Начала расти. Росла, росла и выросла. Смотрит: папоротники зеленые стоят, огненные глазки бересклета поблескивают. На полянке оленуха с крошечным олененком пасутся.