Кремешки - [4]
И остался Карась в Камышовом озере. А еды с каждым годом все меньше становится. Не живет, а мучается: сегодня — не доел, завтра — не доспал. Тощий стал, страшный — чешуя да кости. Под глазами морщинки залегли, стареть Карась начал. Поглядел на него как-то Ерш и говорит :
— Разве на нашем озере свет клином сошелся? Я ухожу. Пойдем со мной. Хуже, чем здесь, не будет.
Усмехнулся Карась: дескать, куда уж хуже. За всю жизнь раза два только досыта наедался. И повернулся к жене — к этому времени жениться успел Карась:
— Поплывем, а? Втроем любую дорогу одолеть можно. У жены от страха даже плавничок на спине дыбом
встал:
— И что ты все заладил: поплывем да поплывем. Нам ли, карасям, о других озерах думать? Ему, Ершу, хорошо: у него вон иглы какие. Он и на чужбине постоять за себя сможет. А ты? И сам пропадешь, и семью загубишь. Не надо на рожон лезть. Если быть ему, счастью, так оно тебя и здесь найдет.
И пошла опять у Карася голова кругом. И хочется ему с Ершом в другое, озеро пойти, и боязно: вдруг там еще хуже будет. Тут хоть и мало личинок, зато ему каждый уголок знаком: знает, где искать, а на чужбине и впрямь погибнуть недолго.
Опять же и про счастье правильно жена сказала: если быть ему, так оно и сюда придет. Долго ждал, а немножко уж подождет. А то придет к нему счастье в Камышовое озеро, а его нет здесь. И скажет счастье: «Значит, Карась не нуждается во мне». И не пойдет к нему больше.
И остался Карась в Камышовом озере. И дожил до самой смерти, не ведая радости, не зная счастья. Все мечтал о другом озере, а пойти к нему не решался — смелости не хватало оторваться от насиженного места. А когда пришло время умирать, сказал самому себе:
— Пойду погляжу хоть, какое оно там, озеро другое.
Приплыл Карась в соседнее озеро, смотрит и глазам своим стареньким не верит — богатство-то какое: и ракушки в тине! и личинки в воде! И сама вода чистая-чистая, без единой щуки. А караси плавают вокруг сытые, раздобревшие, так прямо и лоснятся от жира.
— О, — развел Карась слабеющие плавнички, — радость-то какая.
Радость действительно была великая, да только мало осталось радоваться Карасю: жизнь-то уж была позади. Выкатилась у Карася из правого глаза и слилась с чужой озерной водой крошечная слезинка. Вздохнул Карась: не надо, оказывается, ждать, когда счастье придет к тебе. Надо идти к нему, искать его. Счастье, оказывается, приходит только к идущим.
МЕДВЕДЬ СПИРИДОН
Лежал у себя в берлоге медведь Спиридон и вздыхал. Утром сегодня вышел он, как ^всегда, на прогулку, и встретился ему на тропинке в орешнике Мишатка. Год назад Мишатка косолапил по лесу маленький, кургузый. Кат£то сказал ему у водопоя медведь Спиридон:
— Какой ты клоп еще, Мишка. Если дать тебе легонькую затрещину, то разыскивать тебя нужно будет за тридевять земель. А ведь тоже медведем зовешься.
Это было в прошлом году.
Собственно, в прошлом году все иным было. Шел, бывало, медведь Спиридон по лесу, расступались перед ним другие медведи, силу его чувствовали. А он пройдет в дубовую рощу, окинет взглядом кряжистые дубы и скажет с гордостью:
— Мне под стать!..
Это было в прошлом году.
А сегодня вышел медведь Спиридон на прогулку, смотрит : идет ему навстречу Мишатка — косая сажень в плечах. А лапищи широкие, когтистые. Уж если даст затрещину, то уж второй раз и бить нечего будет.
Дрогнул медведь Спиридон: что, если Мишатка не захочет ему уступить тропу и скажет: «Я теперь сильнее, сходи с тропы»? И закачаются деревья в лесу, и все пойдет кругом — так будет стыдно медведю Спиридону.
А Мишатка уже совсем рядом. Смотрит, шельма, в самые глаза и улыбается. Заволновался медведь Спиридон.
Что ему делать: уступать или не уступать Мишатке тропу? Не уступишь — он все равно отбросит в сторону и пройдет по тропе, а уступишь ему — надо будет и другим медведям уступать.
И вдруг видит — сошел Мишатка с тропы и приглашает:
— Проходи, дядя Спиридон.
И отлегло у медведя Спиридона от сердца: значит, есть в нем еще сила, если ему даже такой могучий медведь, как Мишатка, тропу уступает. В дубовую рощу прошел на дубы поглядеть. Глянул на них: стоят они, держат вершинами голубое небо и не гнутся.
— Нет, — вздохнул медведь Спиридон, — не под стать я им больше.
К реке спустился водички попить. А утро тихое было. Наклонился над водой и видит: в бакенбардах у него сединки серебрятся, у рта две складки печальные залегли и грудь узенькая какая-то стала, совсем стариковская. И тут только понял он, что Мишатка не силе — какая уж в нем теперь сила! — старости его тропу уступил.
БЕСПОКОЙНОЕ СОСЕДСТВО
Жил в соседях у Леща Ерш, беспокойный такой, хозяйственный. За что ни возьмется, смотришь — сделал. И лишнего не проспит. Бывало, зорька только воду чуть подкрасит, а уж он бодрствует, возле домика своего похаживает, лишний мусор от него отметает. Лещ же, наоборот, неумейка был. Ничего-то у него не клеилось, и учиться не хотел.
Любил Лещ поспать, в постельке понежиться. А где тут поспишь да понежишься, если зорька еще чуть заалела, а уж жена толкает в бок:
— Спишь? Все тянешься? Ерш вон и у дома уже прибрал, и на охоту успел сходить. Вставай, соня.
