Мишель Фейбер
Красная бетономешалка
Наверху чужой мужчина рылся в ее вещах.
Она слышала, как, устало поскрипывая, выдвигаются и задвигаются ящики комода.
— Не насильник — и то хорошо, — подумала она.
Наверху зазвенело — судя по всему, он добрался до шкатулки с украшениями. Ее слух обострился настолько, что она могла по звуку отличить свое обручальное кольцо от маминой брошки.
Звяканье не прекращалось: должно быть, он перебирал украшения, чтобы взять самое ценное. Странно, зачем он это делает? Почему не возьмет все сразу и не разберется потом? Она уже готова была подняться на второй этаж и помочь ему. Объяснить, что ее бывший муж ходил к оценщику, чтобы застраховать драгоценности, и что список лежит в шкафчике под карандашами и ручками, а шкафчик стоит в столовой. Она была рационалисткой, и ее раздражало бестолковое поведение этого человека, терявшего драгоценное время на возню с кулонами и кольцами. Ведь в любой момент в дом могла ворваться полиция: все-таки был выстрел.
Вор протопал вниз по обитой ковром лестнице. Послышался шорох мягкой кожаной куртки — он свернул в кухню. Очевидно, теперь он рассуждал более трезво: многие хранят денежную заначку на кухне — в банке или в ящике стола. Многие, но только не она. Он рылся в ящиках, переставлял посуду на полках, и она с удивлением обнаружила, что различает все производимые им звуки: вот тренькнула кастрюля из нержавейки, приглушенно бухнула чугунная кастрюля, брякнули зацепившиеся друг за друга вилки, задребезжали ложки. Она слышала даже, как он чиркнул ногтями по пластмассовому поддону для столовых приборов или, может, ей это только показалось? Ну конечно показалось! А сейчас лязгнул зазубренный швейцарский нож, которым она обычно резала лук и помидоры, он и его вытащил. В его руках этот нож — смертельное оружие. Он что, собирается вернуться и зарезать ее?
Непохоже. Ведь он ее уже застрелил.
Теперь он шарил на полках со специями, потрошил пачки кофе, пакеты с макаронами. Бестолочь. Того и гляди нагрянет полиция, а он ползает на коленях, вынимает из-под духовки формы для выпечки, которыми она не пользовалась, наверное, сто лет. Парень безнадежен, но помочь ему она не в силах. Она хотела переменить позу, однако тело не слушалось. Таз, вывернутый к грудной клетке под прямым углом, видимо, смирился со своим новым положением. Более неприятным казалось то, что ее глаз был всего в доли миллиметра от набухающего кровью ковра — еще чуть-чуть, и стоящие торчком ворсинки вопьются в роговицу.
Она подумала, что не выдержит щекотку, и оказалась права. В то мгновение, когда ворсинки соприкоснулись с глазом, ее не стало.
Нагая, она тихонько пробралась к двери в гостиную и ухом прижалась к дверной щели. Вор уже был в ванной. Разумеется, он не искал там денег, он пошел в туалет. В нос ударила вонь, и она поняла, что от волнения его пронесло. От горькой догадки защемило в груди: значит, он не собирался ее убивать.
Странно, но теперь она чувствовала себя живее, чем когда-либо: зловоние, растекаясь по путаным закоулкам дыхательных путей, заставляло вибрировать сотни крошечных волосков. Из любопытства она зажала нос и тут же ощутила соприкосновение двух половинок носовой полости, задравшийся ноготь, пористую кожу. Затем потянулась к дверной ручке, но тут дверь распахнулась, как от сквозняка. В ту же минуту на улице остановилась какая-то большая машина, и она подумала, что наконец приехала полиция или скорая помощь. Если так, кого заберут первым?
Шторы в гостиной, придававшие всему, что творилось в доме, сокровенный смысл, по мановению ее руки раздвинулись. Гостиная наполнилась светом. Было одиннадцать часов утра, дождь прошел, и мир сиял в лучах солнца. Машина, вставшая возле дома почти под самым окном, оказалась бетономешалкой, такой большой, что видна была только ее малая часть, напоминавшая увеличенный до невероятных размеров фрагмент картины или крупный план на киноэкране. Огромная, выкрашенная в темно-красный цвет металлическая цистерна выглядела существом одушевленным. Она неторопливо вращалась, поблескивая дождевыми каплями на изъеденных ржавчиной боках.
Ничего прекраснее она в жизни не видела.
Между окном и машиной возник рабочий в красном комбинезоне. Спиной он едва не касался оконного стекла. Медленно, грациозно, как балетный танцовщик, он махал руками, указывая путь громадной красной бетономешалке, которая куда-то ехала по ее узенькой улочке. Впервые после выстрела она забеспокоилась. Нельзя, чтобы он ушел, не заметив ее, этот красный человек из бетономешалки! Она забарабанила по стеклу, или ей это только показалось. Во всяком случае, раздался стук, заставивший рабочего обернуться. Он покосился в окно, глядя сквозь ее наготу на мебель в гостиной, посмотрел сквозь ее ноги на пол — нет ли там какого домашнего животного. И ничего не увидел. Мертвое тело лежало под самым окном, живая сущность была для него невидима. Он повернулся спиной и снова стал по-балетному жестикулировать, осторожно ступая рядом с грузовиком, который медленно вращал цистерну. Да, заказчик наверняка получит свой цемент, но это будет не здесь.
