Григорий Георгиевич Белых
Коржикина затея
Целый день ровно и неустанно идет дождь. Блестят отлакированные водой крыши, трубы, мостовая. Прохожие, уткнув носы в воротники, шлепают по воде прошлогодними калошами. Уныло тащатся пролетки, дребезжат, кряхтят как старухи.
У ворот дома стоит кучка ребят. Их пятеро. Гавчик, Коржик, Арбуз, Цапля и Паровозик — маленький карапуз, прозванный так за свою привычку вечно сопеть и пыхтеть.
Ребята с тоской смотрят на грязную, мокрую улицу, словно затянутую серой пеленой дождя. Скучно. Паровозик сопит, сосредоточенно копается в носу.
— Вот и осень уже, — ворчит Гавчик.
— И лета не видели, — добавляет Коржик.
— И почему это дождик? — безучастно спрашивает Паровозик, продолжая свои раскопки. Цапля широко и долго зевает, потягивается.
— Скучно… А я вчера в театре был… Вот весело… вдруг сообщает он, потом добавляет: А сегодня некуда идти.
Ребята молчат. Стоят хмурые и злые. Дождь льет, пузырятся лужи, хлюпает вода в дырявых калошах прохожих. И вдруг Коржик весело кричит:
— Нашел!
— Ур-р-а! — подхватывает Арбуз. Он, правда, ничего еще не знает, ему просто хочется покричать.
Ребята настораживаются, и даже Паровозик на время оставляет в покое нос и выжидательно смотрит на Коржика.
— Мы устроим театр, — говорит Коржик и видит, как ребята, разочарованные, отворачиваются.
— Дурак! — говорит Гавчик.
— Нет, не дурак. Давай спорить, устроим! Гавчик спорить боится, фыркает, недоверчиво спрашивает.
— Где же это устроить?
— В столовой бывшей, вот где, — говорит Коржик.
— Помещение-то пустует. Попросим управдома, он разрешит, наверно.
— Дурак, конечно, — говорит Арбуз. — Ведь там же нет ничего.
— А надо сцену?
— Сделаем.
— Из чего?
— Ага! А я знаю, из чего! — Коржик торжествующе улыбается. — Из кирпича сделаем, вот из чего. Кирпичей много в разломанном доме. Натаскаем и сложим.
Арбуз сдается, мечтательно закатывает глаза и говорит.
— А хорошо бы! Спектакль бы устроили! Ребята, каждый по-своему, обдумывают затею
Коржика и находят уже, что театр сделать не трудно.
— Только разрешит ли управдом? Тогда Паровозик важно говорит.
— А почему это не разрешит?
— Конечно, — поддерживает Коржик — айда к управдому!
Управдома нашли на лестнице. Он только что ругался с квартирной хозяйкой, выставившей ведро с мусором. Увидав ребят, управдом нахмурился. — Вы что тут?
Вперед выступил Коржик.
— Мы к вам, Семен Семеныч!
— Вижу… а дальше?
— Театр устроить хотим…
— Вы? Театр? — Управдом очень удивился.
Управдом протяжно свистнул, потом потрогал лоб Коржика и спросил.
— Ты здоров?
— Здоров, Семен Семеныч.
— И голова не болит?
— Нет.
— Ну и ну! Приходится верить. Где же театр будет, сцена, декорации, а?.. — спросил он, выказывая явное любопытство.
Тогда Коржик стал говорить о пустующем помещении, о ребятах, которые скучают. Когда же он сказал о сцене и кирпичах, управдом вдруг заинтересовался.
— Сцену из кирпичей будете делать? — спросил он. — Сами?
— Сами и сделаем.
— И кирпичи натаскаете?
— Натаскаем! — дружно ответили ребята. Семен Семеныч долго чесал затылок, так долго, что Паровозик не на шутку встревожился, приподнялся на цыпочки, чтобы посмотреть — нет ли чего на голове. Наконец управдом сказал.
— Так и быть! Валите, занимайте помещение, но чтоб обязательно кирпичная сцена была. Слышите?
Он даже погрозил пальцем.
— Кирпичная обязательно.
Кубарем покатился с лестницы Коржик, а за ним и все. На дворе долго совещались, потом разошлись по домам, чтобы с утра взяться за работу.
Когда-то на задворках стоял большой четырехэтажный дом. Потом он стал горбиться, дал трещину и тогда пришли рабочие. Дом свалили, чтобы он не обрушился и не придавил кого-нибудь. На месте, где стояло здание, остались груды кирпичей.
Но вот однажды утром к кирпичам подошла большая партия мальчишек. В руках у них были ведра, мешки, корзины. Некоторое время они стояли, словно примериваясь, откуда начать, потом вся ватага с жаром кинулась на кирпичи.
Загремели ведра, захрустели кирпичи, перелетая с места на место. Весь двор наполнился пылью.
Кирпичи складывали в ведра и корзины и уносили. Некоторые таскали прямо на руках туда, где должен был быть театр. Одна партия отбирала цельные кирпичи, другая их носила, а третья, под руководством Коржика, складывала в помещении сцену.
Однако поработать пришлось больше, чем предполагалось. Три дня пыль металась по двору, три дня горланили обеспокоенные во дворе петухи и только на четвертый день удалось закончить сцену.
В большом пустом зале возвышалась массивная кирпичная эстрада. Ребята, довольные результатом работ, стояли и любовались — сценой. Пришел и управдом поглядеть. Долго улыбался, потом сказал.
— Молодцы парни! Даже удивительно, как много кирпича натаскали.
Этим же вечером был устроен совет. Обсуждался вопрос о том, что ставить. Когда Коржик как председатель предложил желающим высказаться, вокруг заголосили. Первым выступил сын торговца папиросами — по прозвищу Моссельпром — и заявил, что надо поставить революционную драму, как в клубе. Его перебил Арбуз:
— Не надо! Поставим Конька Горбунка!
— Евгений Онегин!
— Тарас Бульба! — кричали ребята наперебой. Спор был долгий и жаркий. Все уже охрипли, но ничего не добились. Как вдруг все время молчавший Паровозик мечтательно сказал:
