Она уже почти опаздывала. Чарлз уговорил ее пойти в кафе и пропустить по стаканчику в обществе маленького толстого человечка, имя и должность которого должны были непременно произвести на нее впечатление.
Она просидела с ними ровно столько, сколько требовали приличия, и откланялась, несмотря на выражение недовольства на красивом лице своего сводного брата.
– Извините, но у меня у меня свидание.
Улыбка тронула губы Франчески. Она не лгала. Если подходить буквально, то это самое настоящее свидание, причем гораздо более приятное, чем игра в “Кто кого”, которую под видом непринужденной беседы о всевозможных “бентли” и “ролексах”, а также о всяких пустяках отдыха на побережье затеяли Чарлз и толстый человечек. Такие вещи не для нее. Для нее гораздо приятнее сидеть здесь, в своем гостиничном номере, и наблюдать за тем, как солнце, превратившись в огромный малиновый огненный шар, опускается на стоящие в порту на якоре роскошные яхты.
Захватывающее зрелище и, пожалуй, самое лучшее из тех, что за эти два дня ей пришлось наблюдать в Монако, со вздохом подумала Франческа, глядя на то, как солнце постепенно исчезает за горами. Не то чтобы ей не нравилось это крошечное княжество – наоборот, его узкие, петляющие улицы дышали древностью, очаровывали, и это впечатление не в силах были испортить даже многочисленные высотные здания, встречающиеся в Монте-Карло на каждом шагу.
Просто за свои двадцать три года она никогда прежде не видела столько роскоши вокруг. Казалось, все, начиная с позолоченных херувимов, украшающих потолок казино, и кончая бриллиантами на шеях и пальцах модно одетых женщин, которые щеголяли по авеню Изящных Искусств в туалетах от Картье, можно охарактеризовать одним словом – перебор. Чарлз не был с нею согласен.
– Не перебор, – сказал он утром, когда она стала возражать против того, чтобы выложить баснословную сумму за шелковую “кошечку”,[1] которая приглянулась ей в магазине. – Это преуспевание, Франческа. Признак богатства. – И он знаком велел продавцу завернуть комбинезон, а стоимость включить в счет. – Расслабься и отдыхай в свое удовольствие. Для этого я тебя сюда и привез.
Оказавшись в своей комнате, Франческа глубоко вздохнула. Да, подумала она, он с самого начала говорил об этом, с того момента, когда предложил сопровождать его на международную конференцию по финансовым вопросам. Она уже не раз бывала на подобного рода сборищах, и они не вызывали у нее восторга.
– Не могу, – ответила она Чарлзу, стараясь побыстрее придумать причину для отказа. – Много работы в галерее.
Брат тронул ее волосы – так он делал, когда они с ним были еще маленькими.
– Дорогая, я уверен, ты прекрасный работник, но вряд ли кто будет возражать против твоего отпуска.
Франческа посмотрела ему прямо в глаза.
– Это и правда будет отпуск? Или бесчисленное множество коктейлей и банкетов, на которых люди из кожи вон лезут, стараясь произвести впечатление друг на друга?
Чарлз улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, которую она помнила с детства, когда ей было еще лет семь, а ему шестнадцать, и произнес:
– Мы прекрасно проведем время, обещаю тебе. Ну, соглашайся, ты же никогда не была на Ривьере. Это будет здорово.
В конце концов она согласилась. Путешествие обещало быть сказочным: Чарлз так рассказывал о море, о солнце и о чудесных маленьких городках, разбросанных между Каннами и Монако, что Франческа почти представляла их себе. Она мечтала о ежедневном праздном лежании на пляже, о шелковистых волнах теплого моря и о долгих беседах со сводным братом, которые еще больше укрепят их отношения. Они были очень близки в детстве, но последнее время как-то отдалились друг от друга.
Франческа, недовольно хмурясь, расстегнула молнию на льняном платье от Лагерфельда и стянула его через голову. Ей следовало раньше догадаться, куда ее втягивают, – еще тогда, когда Чарлз вдруг стал настаивать, чтобы она приобрела что-нибудь новенькое у Сакса, в то время как она утверждала, что готова к отъезду. И вот, пожалуйста, теперь она только и делает, что присутствует на ленчах, чайных церемониях, коктейлях и обедах, стараясь вовремя улыбаться и соответствовать тому, что Чарлз шутливо называл секретным оружием “Спенсер Инвестмент”.
– Ты самый лучший козырь нашей фирмы, – твердил он. – Позволь, я буду всем тебя представлять. – А когда она возразила, что чувствует себя неловко от повышенного внимания, Чарлз вздохнул:
– Знаю, дорогая. Но благодаря своей улыбке ты можешь за один вечер добиться для фирмы того, на что у меня уходит целый год напряженного труда.
Как она могла не согласиться, если он так просил? Чарлз заботился о ней все годы после гибели родителей в авиационной катастрофе и был добр и внимателен, как настоящий старший брат, хотя приходился ей сводным. Он не высказал ни тени недовольства, когда она не захотела заняться экономикой, а увлеклась искусством и дело Спенсеров тяжелым бременем легло лишь на его плечи.
Но Чарлз справился. Их семейная фирма процветала задолго до того, как они с Чарлзом наследовали равную долю контрольных акций, но при нем ее ждал поистине феноменальный успех. Из-за излишней скромности Чарлз мало рассказывал Франческе о своих делах – она знала только, что он разработал целый ряд блестящих новаторских предложений, позволивших произвести выгодные капиталовложения, благодаря которым “Спенсер Инвестмент” сразу шагнула вперед, оставив далеко позади своих конкурентов.