СЦЕНА 1
Руссильон. Комната в замке графини.
Входят Бертрам, графиня Руссильонская, Елена и Лафе, они в трауре.
Графиня
Разлучаясь с сыном, я как бы вторично хороню супруга.
Бертрам
И я, матушка, покидая вас, заново оплакиваю отца. Но мой долг повиноваться воле его величества короля, тем более что он теперь и опекун мой.1
Лафе
Вместо супруга король будет вашим защитником, графиня; вам, граф, он заменит отца. Он, кто всегда так добр, несомненно окажет вам свое особое благоволение: ваши достоинства скорее могли бы встретить доброту там, где ее нет, чем не найти ее там, где она есть в избытке.
Графиня
Каковы надежды на исцеление его величества?
Лафе
Он отказался от врачей, графиня. Своим лечением они заставляли его тратить время на надежды, а результат был лишь тот, что с течением времени он и надежды утратил.
Графиня
(указывая на Елену)
У этой девушки был отец — увы, сколько скорби в слове «был»! — его ученость почти равнялась величию его души. Если бы первая ни в чем не уступала последнему, то он мог бы сделать жизнь вечной и смерти пришлось бы сидеть сложа руки. О, если бы, на счастье монарха, он был еще в живых! Я уверена, что он нанес бы смертельный удар недугу короля.
Лафе
Как звали того, о ком вы говорите, графиня?
Графиня
Он был знаменитым врачом, мессир, и был вполне достоин своей славы. Его звали Жерар Нарбоннский.
Лафе
Да, это был искуснейший врач. Совсем еще недавно государь вспоминал о нем с хвалою и сокрушением. Если бы наука могла противостоять смерти, то он, с его познаниями, был бы жив и посейчас.
Бертрам
А чем же, скажите, болен государь?
Лафе
У него незаживающий свищ.
Бертрам
Я и не слыхивал о такой болезни.
Лафе
Желал бы я, чтобы и никто о ней не слышал. Так эта девушка — дочь Жерара Нарбоннского?
Графиня
Единственное его дитя; и он поручил ее моему попечению. Ее прекрасное воспитание позволяет мне возлагать на нее самые смелые надежды. Унаследованные ею душевные свойства таковы, что придают еще большую цену ее дарованиям. Ибо если хорошими качествами наделен человек дурной, то похвалы им смешаны с сожалением; это добродетели, вводящие в обман. Ее же достоинства подкупают своей естественностью. Она унаследовала чистоту души и усовершенствовала свои добродетели.
Лафе
Ваши похвалы, графиня, вызвали слезы на ее глаза.
Графиня
Слезы — это рассол, в котором лучше всего сохраняются похвалы девушкам. Всякий раз как воспоминание об отце сжимает ей сердце, рука скорби стирает румянец с ее щек. — Полно, Елена, полно, не плачь. Не то еще подумают, что ты больше выказываешь горе, чем чувствуешь его.
Елена
Да, я выказываю горе, но лишь потому, что чувствую его.
Лафе
Сдержанная печаль — дань усопшим, излишняя скорбь — враг живых.
Графиня
Да, живые арендуют со скорбью и, быть может, доводят ее до излишеств, дабы скорей ее умертвить.
Лафе
Как это следует понимать?
Бертрам
Матушка, я жду от вас напутствия.
Графиня
Прими, Бертрам, мое благословенье.
Но только видом — духом будь в отца.
Пускай равно и кровь твоя и доблесть
Тобою управляют. Будь достоин
Высокого рожденья своего.
Будь добр со всеми, доверяй немногим
И ни к кому не будь несправедлив.
Врагов спокойной мощью устрашай,
Не яростью. Друзей храни, как жизнь.
И лучше пусть немым тебя считают,
Чем станут за болтливость порицать.
Да ниспошлет тебе благое небо
Все милости свои. Прощай, мой сын!
(К Лафе.)
Несведущ он в обычаях придворных,
Прошу не отказать ему в советах.
Лафе
Вся опытность моя к его услугам.
Графиня
Пусть небеса его благословят. —
Прощай, Бертрам!
(Уходит.)
Бертрам
(Елене)
Чего бы ни пожелали вы для себя, пусть ваши мечты исполнятся. Утешайте мою мать, госпожу вашу, заботьтесь о ней.
Лафе
Прощайте, красавица. Надеюсь, вы окажетесь достойной своего отца.
Бертрам и Лафе уходят.
Елена
Отец!.. Нет, я печалюсь не о нем.
Чужие слезы больше, чем мои,
Приличествуют памяти отцовской.
Каков он был? Его забыла я.
Воображение мое хранит
Одно лицо, одни черты — Бертрама.
Теперь погибну я. Уехал он,
И жизнь ушла. Любить Бертрама — то же,
Что полюбить звезду и возмечтать
О браке с ней, — так он недосягаем.
Его лучи издалека ловлю,
Но не могу взнестись к его орбите.
В своей любви я слишком дерзновенна:
Ведь если лань стремится к льву — ей смерть.
О, боль и радость ежечасных встреч,
Когда могла я на страницах сердца,
Страницах, красоте его открытых,
Запечатлеть и соколиный взор,
И полукружия бровей, и кудри!
Уехал он — и память лишь о нем
Боготворить любви моей осталось…
Но вот один из тех, кто едет с ним,
И рада я ему из-за Бертрама,
Хоть мне известен он как лгун бесстыдный,
Пустейший скоморох и жалкий трус.
Пороки эти так ему к лицу,
Что теплое гнездо себе в нем свили,
