Все описывали это по-разному. У кого-то это происходило легко и играючи, у кого-то — через потерю памяти, очень часто через это проходили умершие. Каждый, в общем, выбирал что-то своё.
И ни один не написал о том, как это страшно — очнуться в другой стране (спасибо, хоть на Земле), без денег, без документов, без знания языка и, что самое страшное, не в своём теле!!!
То, что я попала, до меня дошло не сразу. Вот я поскальзываюсь на гололёде и со всей дури бьюсь затылком о кирпичный бордюр — и вот я стою перед Биг-Беном под явно летним дождичком. Нормальная реакция нормального человека? Правильно, я порадовалась, что жива, и изумилась красочности глюков. Пользуясь случаем, пошаталась по центру Лондона, заглядывая во все встречные магазинчики и улыбаясь продавцам, ни слова не понимая по-английски. Меня даже не удивил тот факт, что из вполне взрослого женского тела меня перенесло в какого-то мелкого пацана. Ну, и что? Подсознание — штука неизученная. Однако прошел час, другой, а глюки не менялись. В смысле, совсем. Биг-Бен не превращался в Кремль и был виден согласно всем законам панорамы, а часы на нем шли в точном соответствии с законами физики. Вдобавок, продавцы магазинчиков как-то странно начали на меня поглядывать. Затем у меня появился голод. Нормальный такой здоровый детский голод с грёзами об аппетитных щах. Но даже тут я не слишком обеспокоилась. Когда ко мне подошел полицейский, не добился внятного ответа и забрал меня в участок, я начала что-то подозревать. Когда вокруг меня поднялась буча, я напряглась, с беспокойством отмечая подозрительную реалистичность глюков. И лишь появление милой улыбчивой леди с переводчиком заставило меня в некоторой степени осознать задницу, в которой я оказалась.
— Как тебя зовут? — моих знаний английского оказалось достаточно, чтобы понять вопрос без перевода.
И тут-то в моей ударенной башке встал такой действительно нехилый вопрос: а и правда, как назваться? Поди докажи глюку, что он глюк, а я не мальчик, а взрослая девочка! Наверное, на моём лице отобразилась часть этих дум, потому что леди настойчивым, успокаивающим тоном зажурчала на своём, а переводчик сочувствующе передавал:
— Не волнуйся, доктор сказал, что ты можешь чего-то не помнить. Просто попробуй вспомнить, что ты делал и где был до того, как оказался на площади?
Я была в своей родной Димитровке! И на дворе была зима! Но вслух я, естественно, ничего говорить не стала. Не следует грубить своим существам из подсознания и говорить, что они ненастоящие, а то можно нехило так огрести. Поэтому я серьезно почесала затылок с шишкой.
— Эм… Ну… Я не помню?
— А что ты помнишь? Что-то ты ведь помнишь?
— Ну… — я заколебалась. Сыграть в личностную амнезию? — Ну, я помню, что дважды два — четыре. И правописание я помню. И то, что я русский… А как оказался здесь…
Шел, упал, очнулся — гипс!
— Тоже не помню!
Леди тяжело вздохнула и стала разговаривать о чем-то с полицейскими и докторами. Вот кошмарный язык! Когда медленно разговаривают и тянут слоги — красиво, но стоит перейти на быструю речь — абзац. Как будто каши в рот набрали и болтают с набитым ртом. Переводчик заметил мою гримасу и подвинулся ближе. В серых глазах светилась жалость.
— Что морщишься? Голова болит?
— Да нет, просто язык у них… Как будто что-то жуют и одновременно разговаривают. А вы из эмигрантов, да?
— Да. Алексей Петрович, — он протянул руку.
Я машинально её пожала.
— Ва… дим.
Дедушка был Вадимом, папка так хотел сына назвать, но родилась я. Назвали Валентиной. Фу.
— А папку как зовут?
— Дима…
— А маму?
— Эм… — я замолчала, осознав, что болтаю слишком много. — Света… Нет… Слава? Святослава?
Я потерла лоб.
— Святослава, так Святослава, — Алексей Петрович погладил меня по голове. — Не волнуйся, мы найдем твоих родных.
— А где я буду жить? У вас?
— Пока ищут твоих родителей, в специальном заведении.
— В приюте? Но я же языка не знаю!
— Не волнуйся, я там работаю. А язык мы с тобой выучим.
— А если…
— Ну? Говори-говори, не бойся.
— А если моих маму и папу не найдут, меня так и оставят в приюте? Или вы меня возьмете к себе?
— Нет, мне тебя не отдадут, — покачал головой мужчина. — Тебе подберут других родителей.
— Из англичан, да? — я насупилась. Ничего не имею против них, но почему именно Англия, а не Куба? Почему мне упорно чудятся не чудесные тропические острова с прекрасным климатом и голубым морем, а столица Великобритании, о которой я никогда не мечтала?
Алексей Петрович только развел руками.
— Тут уж как получится.
Что тут сказать? В приюте было не так уж и страшно. Алексей Петрович учил меня языку. Кормили нас прилично. Пришлось, правда, подраться с несколькими парнями. Нормально так подраться, с русским размахом и синяком на всю спину. Получив этот синяк, я начала подозревать, что глюки даже в коме не бывают такими подробными, обстоятельными и реалистичными. Честно говоря, я даже начала допускать, что теперь я на самом деле маленький мальчик в совершенно чужой стране. Слишком все вокруг было логично, а реальность упорно игнорировала мои попытки её изменить, чего никогда не бывало в осознанных снах. Родителей моих предсказуемо не нашли, и меня поставили в очередь на пару.
