КНИГА О ПАЛЕСТИНСКИХ МУЧЕНИКАХ
ЕВСЕВИЯ ПАМФИЛА
Был девятнадцатый год Диоклетианова царствования, месяц ксантик, у римлян называемый апрелем, когда пред наступлением праздника спасительных страданий, при правителе Палестины Флавиане, вдруг везде появились грамоты, предписывавшие — церкви разрушать до основания, книги истреблять огнем, у (христиан), облеченных достоинствами, отнимать эти преимущества, а людей частных, если они будут оставаться в христианстве, лишать свободы. Таков был смысл первого против нас указа. За ним, вскоре последовали и другие, которыми повелевалось — везде и всех предстоятелей Церкви сперва заключать в узы, а потом всячески принуждать к принесению жертвы (богам).
ГЛАВА I
О мучениках: Прокопии, Алфее и Закхее
По силе этого предписания, в Палестине первым мучеником является Прокопий. Не испытав еще заключения в темницу, он предстал на суд проконсульский и, тотчас же, при первом своем появлении, выслушав приказание принести жертву так называемым богам, отвечал, что знает только одного, которому надобно приносить жертву, как Он сам того хочет. А когда ему повелевали сделать возлияние четырем царям, — он произнес следующие, не нравившиеся им слова поэта:
Нет доброго там, где много господ;
Пусть будет один господин, единственный царь.
и произнесши их, был обезглавлен. Это случилось восьмого числа месяца десия, или, как говорится у римлян, за семь дней до июньских календ, в четвертый день субботы. Так совершилось первое мученичество в Кесарии палестинской. После сего в том же городе с готовностью претерпели жестокие мучения и зрителям показали примеры великих подвигов весьма многие епископы той области; напротив, другие, от страха оцепенев душой, тотчас, при первом нападении, ослабели. Из прочих же каждый подвергался преемственно различного рода пыткам: то переносил бесчисленные удары бичами, то терпел колесование и строгание ребер, то стягиваем был невыносимыми узами, от которых иные не могли уже после владеть руками. Не смотря однако ж на то, все они достигли кончины, согласной с неизреченным судом Божиим. Один был отпускаем, как будто бы совершил жертвоприношение, тогда как посторонние, схватив его за руки и подведши к жертвеннику, насильно всовывали ему в правую руку мерзкую и нечистую жертву. Другой даже и не касался ее, но бывшие тут свидетельствовали о его жертвоприношении, — и он молча удалялся. Тот, взятый полумертвым, был выбрасываем уже как мертвец и, причисленный к принесшим жертву, освобождался от оков. Этот кричал и свидетельствовал, что он не согласен на жертвоприношение: но его били по устам; приставленная к сему толпа заставляла его молчать и выталкивала вон, хотя он и не приносил жертвы. Столь важно было для них добиться (от христиан) и одного призрака жертвоприношения. Таким образом из великого числа (подвижников) только Алфей и Закхей удостоились получить венец святых мучеников. После бичеваний и строганий, после тягчайших уз и происходившей от того боли, после других различных истязании и растяжения ног на деревянном орудии казни до четвертой степени в продолжение суток, они не переставали исповедывать единого Бога и единого Христа Царя Иисуса, и за то признанные богохульниками, подобно первому мученику, были обезглавлены. Это случилось семнадцатого числа месяца дия, или, по римскому счету за пятнадцать дней до декабрьских календ.
ГЛАВА II
О римских мучениках
Равным образом достойно памяти, что в означенный день сделано в Антиохии и с одним Романом {скорее всего «римлянином» — С.Т.}. Быв родом из Палестины, но служа диаконом и заклинателем в кесарийском округе, он находился здесь во время разрушения церквей. Пред его глазами множество мужей, жен и детей толпами подходили к идолам и приносили им жертвы. Почитая это зрелище невыносимым, он воспламенился ревностью богопочтения и, приблизившись к жертвоприносителям, начал громогласно укорять их. За такую смелость взяли его самого и доставили ему случай явиться мужественнейшим из всех свидетелем истины. Когда судья, присудивший его к сожжению, произнес ему смертный приговор, — он принял это определение с удовольствием, с веселым лицом, с совершенной готовностью, и отведен был на казнь. На месте казни привязали его к столбу, обложили вокруг дровами и, когда люди, долженствовавшие зажечь костер, ожидали приказания бывшего тут царя, — он вскричал; где же для меня огонь? Сказав это, мученик освобожден был царем от назначенной ему смерти и приговорен к новой казни языка. Вытерпев мужественно отсечете его, он всеми своими делами доказал, что сама божественная сила облегчает от болезни страждущих за благочестие и укрепляет их ревность. Узнав о новой казни и нимало не устрашившись, сей герой добровольно протянул свой язык и охотно дал его на отсечение. Приняв такую казнь, он брошен был в темницу и, прострадав там весьма долгое время, наконец в праздник двадцатилетнего царствования императора, когда, по силе так называемого всепрощения, везде и всем узникам возвещаема была свобода, — один только оставался в своем заключении, привязанный веревкой к деревянной доске, на которой обе ноги его растянуты были до пятой степени, и украсился вожделенным мученичеством. Хотя (по месту служения) он был и иностранец, но родившись в Палестине, должен быть причислен к мученикам палестинским. Это произошло в первом году (гонения), когда оно свирепствовало только против предстоятелей Церкви.
