Калейдоскоп

Печальная доля – так сложно,

Так трудно и празднично жить,

И стать достояньем доцента

И критиков новых плодить….

Aлександр Блок

Трубка. Горстка мелких стёкол. Зеркала.

А увидеть все узоры – жизнь мала.

Поверти – разбудишь пеструю метель…

Осыпается рождественская ель,

Но, как свежая, игрушками полна

Древа Мира примитивная модель.

Мне сквозь ёлку вдруг привидится весна,

Мне аукнется в лесу собачий лай,

А кому-то не игрушки – ордена…

Что ж, играй, трубач предвечный, ты играй,

Дуй, архангел, в ту дурацкую трубу,

Нагуди-ка разным – разную судьбу!

Сам не зная, как звучать какой судьбе,

Предназначит ли он Штрауса тебе,

Или Верди вдруг завертит пёстрый сон,

Или Вагнеру ты тяжко обречён?

Но юргой – из азиатской пестроты –

Чьи-то судьбы, да спалённые мосты,

Но случайность на случайность, – лоб об лоб –

И встряхнёт, и повернёт калейдоскоп,

И со звоном полетят стекляшки дней,

Как шестёрка перепуганных коней…

Что ж, крути, но гнать карету не спеши:

Ну а вдруг мелькнёт портрет моей души?

И хоть век ищи, стекляшками звеня,

Не вернуть тебе вчерашнего меня…

Никуда не хочу. Взять собаку – и в лес.

Все столицы не стоят парадов и месс

Не пойду, даже если там кто-то воскрес

(Да к тому же до пасхи,

Столько долгих недель, столько дней и часов!)

Лето, запертое на длинный засов,

Не подаст ни один из своих голосов!

И не сменятся краски:

Чёрно белое фото январского дня

Этой скудостью цвета доводит меня!

И закат этот жёлчный, без искры огня –

Ни причин нет, ни следствий…

От кружения улиц – глупей и балдей! –

Хаос окон, прохожих, витрин и блядей…

Разве в Лувр заглянуть? Но от очередей

Я отвык ещё в детстве…

Никуда не ходить, Ни на ком не скакать,

Лучше пусть по странице проскачет строка

И уздечку под лавкой не надо искать –

(Тоже связано с риском

Потерять ни за что ариаднину нить) –

Лучше Дилана Томаса переводить

И болтать о Багрицком…

Вместо этой, к нам не добежавшей зимы, –

От Урала или из Бретани? – Из тьмы

Осень вновь возвратилась, увидев, что мы

Без неё в этот вечер,

Пригрозивший нам стать ожиданеьм Годо,

Пропадём в гаммах ветра до верхнего «до»:

Ни к чему ни снежок, ни бутылка бордо…

Нет, от зимности лечит

Если уж не весеннее уханье сов –

Только арлекинада осенних лесов,

Только тень растворённых в листве голосов,

Только поздний кузнечик.

11 января 2006

Под ногой ветки потрескивают как в костре в эту погоду:

Роща кажется жутко сухой! Будто отдали морю всю воду

Эти вечнозелёные дубы, которые приютят

                                                                 хоть белку, хоть сойку

И узловатые эти сосны… (помнишь, в «Острове сокровищ» – те, синие

На прибрежном песке, под которыми кокнул кого-то Сильвер?)

Не от их ли колючего нрава хоть какую-то взял я малость

Плюхает тихий прилив. У песчаной кромки волна сломалась:

Песочный дворец, построенный малышом, терпит головомойки…

А при отливе песок опять серебрист, да и волны притихли.

Только скалы – как скалы… Упрямство моё – не от них ли?

А некая дикость? От дикого камня

                                       какой-нибудь здешней постройки?

Видишь, куски синевы у неба крадут вороватые сойки?

Кузины сорок-воровок (и не менее склонны к сварам)

Даже ангелы привыкли к их кражам: что взять, мол, птицы!

Ведь всё подберут: огрызок яблока, осколок неба, или крошки пиццы.

Наша тяга к небесному – не из их ли краденой синевы струится?

Ну а тяга к воде, когда плечи на берегу охватывает жаром?

Ну конечно: море – прародина, (Кровь солона недаром!)

И хоть в незапамятные времена

                                 изгнали нас из воды, как из Флоренции Данта,

Но память рыб, осьминогов, каждой актинии, любой черепашки,

Даже память планктона и та спрессована у нас в черепушке!

Море! Ведь то, что не терпит наша натура неволи – не от него ли?

Даже облака при всём разнообразии, кажутся банальней ваты,

От того, что какие-то новые, не верёвочные, не живые ванты

У этих швертботов, вытащенных на пляж: да и корпус – пластик,

Но не от этих ли мачт – дух дальних странствий?

Мы ведь только одно и делаем:

                                       время обмениваем на пространство!

Чаще – даже не странствия – скромнее: передвиженье.

Повидать, побывать, побыть отзвуком, контуром, тенью…

На горизонте, близко, острова-близнецы: Пор-Кро и Пор-Кроль.

Хоть вокруг бы проплыть!

Много ль надо – сам себе капитан и король!

Ведь не громоздкий «Арго», не ошибка Тесея – тот черный парус,

Не финикийские тяжкие корабли, не феаков летучая ярость,

Не бригантины, на которых шастала по морям перекатная голь,

Не триремы Рима, не каравеллы несчастного Магеллана –

Просто швертботик, зато – сами себе и короли и капитаны!

Вечер. Шашлычный запах. Прибрежные склоны рыжи.

К чёрту длинные вёрсты Вергилия, мне Овидий ближе:

Вечные метаморфозы веселы, а скитанья – да ну их к мате…

Бесконечное приближение волн есть уже осознанье воли.

Извечное беспокойство толпящихся строчек – не от него ли?

Не от него ли стихи, что полощутся, как под ветром платья,

Эти почти гекзаметры, которым рифма, вроде, некстати?

Нет же! Парные рифмы прибоя, если надо, и берег размоют!

Да и кто достоин гекзаметров более, чем Средиземное море?