Иван Артурович Толкин, профессор кафедры романо-германской филологии МГУ, черкая красным карандашом, дочитывал курсовую. Ее создательница, светловолосая девушка в ковбойке и джинсах, скрывая волнение, глядела в окно. За ним открывалась Москва, бесконечная и удивительно прекрасная в этот солнечный день, под куполом ярко-голубого неба, чьи края тонули в море домов.
Из этого моря поднимались высотные здания, белые, стройные, со шпилями наверху. Выше всех вздымался Дворец Советов, увенчанный огромной фигурой Ленина. Сейчас она сияла позолотой, но в пасмурные дни скрывалась за облаками. «Ильич сердится», — говорили тогда москвичи. А на кого и за что сердится — это далеко не всякий решался сказать. Ибо за иные шутки и догадки на сей счет можно было угодить на Аляску, в Американскую ССР. Или в Социалистическую Республику Израиль, где жара 50 градусов, а несознательные евреи и арабы постреливают друг в друга.
Левее поднималось сильно уступавшее дворцу высотное здание Евразийского Союза. С крыши его рвался в небо золотой скифский олень. Рядом, через реку, красовался белоснежный Дом Советов. Правее и дальше был виден Кремль с его краснозвездными башнями и колокольней Ивана Великого.
Взгляд студентки перешел с окна на стену, где рядом с портретами Сталина и Маленкова и картой мира висела большая фотография Баку, пылающего после англо-французской бомбежки в 40-м.
Профессор окончил читать и неторопливо произнес:
— Да, комментарии к «Херварасаге» у вас интересные и смелые. А вот перевод… Скажите, каким словарем вы пользовались?
— Исландско-русским. Там ведь язык почти не изменился.
В глазах профессора сверкнула ярость викинга.
— Почти не изменился?! Да вы понимаете, мисс, разницу между благородным норреном и языком официанток с немецкой базы в Рейкьявике? Или нацистских писак из «Викингбладет»? Это же все равно, что «Слово о полку Игореве» переводить с украинско-русским словарем! Оксана, вы же украинка, и если взялись переводить «Херварасагу», где половина действия — на нынешней Украине…
— Древненорвежско-русский словарь Мёбиуса еще дореволюционный. Он все время занят, — виновато ответила Оксана. — А «Викингбладет» вообще в спецхране. Говорят, там бывают интересные публикации. И по фольклору, и по археологии…
Да, нужно будет продлить пропуск в спецхран. Там теперь оказываются не только газеты, но и вполне академические издания. Потому лишь, что какие-то карьеристы от науки стараются тиснуть в них всякий нацистский или расистский бред.
Малость остыв, профессор с интересом спросил:
— Так по-вашему, Данпарстад, столица готов — это Башмачка?
— Конечно же! В Запорожье просто нет другого черняховского городища. А дальше на юг — уже скифы.
— А Киев?
— Какой Киев? — фыркнула студентка. — Там же черняховских находок почти нет. И вообще, какие готы так далеко на севере? Там уже точно славяне. А возле Башмачки, между прочим, богатые курганы — как раз черняховские.
— Думаете, это и есть могилы готских конунгов? — глаза Ивана Артуровича задорно блеснули. — Да, вы с Даней прошлым летом времени зря не теряли… Только не убегайте совсем к нему на истфак. Способности к языкам у вас есть. Если будете упорно трудиться — достигнете гораздо большего, чем преподавать немецкий в сельской школе… Черт возьми, еще недавно главным международным языком был английский!
Профессор стиснул кулак. Взгляд его упал на фото горящего Баку.
— А всему виной наша глупая спесь и бездарность наших генералов! Объявили Гитлеру войну только для вида, а сами напали на Союз. Разбомбили Баку и Грозный, вторглись в Финляндию и думали через два месяца войти в Москву. Вот и получили союз русских с немцами и полный разгром в том же году…
— Моя тетя тогда была в Грозном. Говорит, после этого в аду страшно не будет.
Оба замолчали. Потом студентка тихо спросила:
— Иван Артурович, вас, наверно, не выпускают? Нет, мы все вас очень любим… Но ведь вы такой патриот Англии…
— Той доброй старой Англии, которую я любил, больше нет, — профессор вздохнул. — В лесах Грейт-Хейвуда, где мы с Эдит бродили и мечтали, где ко мне пришли образы Берена и Лучиэнь…, — голос его дрогнул. — Там теперь джерри и их английские прихвостни развлекаются охотой. А в Оксфорде преподают расистский вздор.
— Но есть ведь Социалистическая Республика Британия…
— Это просто разросшаяся Шотландия. Даже йоркширцы теперь щеголяют в кильтах. Помню, мы уходили на север от немцев и как раз под Йорком встретили шотландских стрелков. Идут под красным флагом и хохочут: «Все, кончилась ваша империя! Хотите, идите под немцев, они тоже сассенахи[1]!». Нет, я мог бы доказать свое не только арийское, но и немецкое происхождение. Но служить оркам и воспитывать новых орков…
Иван Артурович взглянул на карту мира.
— Вам везет, Оксана. У вас есть вся эта огромная страна, от Финляндии до Аляски, от Шпицбергена до Гиндукуша. А я вот родился в Южной Африке, лучшие годы прожил в Англии. Теперь все это — в Рейхе. Словно на другой планете. Или — в Мордоре.
Неожиданно открылась дверь, и на кафедру вошел представительный лысоватый мужчина в добротном коричневом костюме.
