История Разума в галактике
(История Разумной Галактики).
История миров. Избранное.
Человек. Женщина. «Исповедь Истерички».
Предисловие
Меня зовут Наташа. – Смешно. – Бабушка зовет меня Натали. (Ну, какая из меня Натали.)
Боже мой, на теле у меня ни одной родинки, шрама или отметины. Когда-то не очень крепкая физически, теперь я могу делать трех-четырех часовые забеги, избавляться от боли обычным усилием воли; прекрасная мгновенная память. – Но я бы все, все отдала за то, что бы забыть, просто не помнить ЭТОТ кошмар.
Ольга травилась. Доктора удивляются, как ей удалось выжить при какой-то концентрации яда в крови.
Я знаю как.
Сашка – умница Сашка – раньше общительный, веселый парень, замкнулся в себе. Порвать полностью с нами он не смог – слишком многим мы теперь связаны, и потому я знаю: он ищет смерть. Не пытаясь покончить с собой, он, с каким-то угрюмым упорством стремится к ней. По мужски ищет опасности, что бы погибнуть борясь, а не уйти жалкой смертью самоубийцы; в постоянном с ней единоборстве, он ждет ее.
Парни: Женька, Вовка – бросили все: учебу, друзей, родных; бросили все, ушли в систему, и уже год я о них слышала только урывками. Не знаю о них почти ничего кроме... кроме того, что, ища забвения, они перепробовали все наркотики, что могли предложить им барыги.
Это началось как глупый розыгрыш. Подумать только, одно легкомысленное, дурацкое пари и жизни пятерых людей превратились в бесконечную боль.
Шутка. Розыгрыш. Глупость.
Глупый розыгрыш.
Когда-то, в начале, в самые первые дни ПОСЛЕ, мы, стараясь облегчить пытку, собрали в единое целое все ТЕ наши воспоминания. Оказалось, что мои были полнее и четче, и простирались дальше. Где у других ухе властвует наполненное животным ужасом забытье, там я еще вижу и слышу, осязаю, чувствую вкус.
Я не хочу сдаваться. Я не желаю поступать как мои спутники. Не желаю!
Я должна разобраться в себе. Я обязана понять, ЧТО в моих воспоминаниях ТАК меня пугает.
Я обязана понять, как жить дальше. Именно ЖИТЬ, а не мелко прозябать.
Глава 1
В то утро мы проснулись поздно, слишком поздно для уважающих себя путешественников.
Мутноватый от обильных испарений воздух, окружавшей нас березовой рощи, казалось, был насквозь пропитан солнечным светом. Не хотелось ни думать, ни действовать; мечталось замереть, подставив разбитое неприлично-тяжелой дорогой тело под этот расслабляющий сладкий душ, и мирно забыться, уснуть.
Сонно мы копались по хозяйству[1]: Ольга пыталась развести костер, у нее это не очень получалось, впрочем, она особенно-то и не старалась; я, Володька, Сашка слабо копошились над нашими горе палатками, вытаскивая из них и раскладывая на просушку их жалкого вида содержимое.
Печальное зрелище.
Две спешно поставленные, неловко натянутые, выцветшие, насквозь промокшие, теперь они жалко парили под солнцем, навевая своим несчастным видом задумчивую тоску на все окружающее их общество.
Женька побрел: «искать воду» – его фраза. Занятие, на мой взгляд, довольно бессмысленное, учитывая крутые, нет – кошмарные последствия ночного, едва минувшего, шторма.
Моросивший вчера, весь день без перерыва, нудный мелкий дождик, противореча всяческим законам милосердия (жалкая шутка), перешел к ночи вдруг, без всякого видимого к тому повода, в жесточайший ливень.
А потом… Никогда не видела ничего более потрясающего, ужасающе-прекрасного и, вместе с тем, восхитительно-необычайного; слух, зрение, обоняние, осязание и даже вкус – все пять чувств человеческих были полностью пресыщены и утомлены абсолютно. Изнемогающий мозг требовал немедленной передышки, но…
Земля была сплошь залита отсветами молний – не успевала погаснуть одна искра это гигантского небесного пожара, как вспыхивала другая. И мгновением позже – третья, четвертая, пятая – неисчислимыми зигзагами пронизывая мутное, набухшее влагой облачное месиво. Сердитое хлопанье, терзаемых яростными порывами ветра, палаток, казалось слабым стоном среди протестующего шума крон и угрожающего скрипа стволов сосен, возвышавшихся в опасной близости от наших жалких пристанищ. Дождевые струи, увлекая и смешивая хвою, шишки, мелкие ветви, обрушивали их на нас, грозя неминуемо затопить тот жалкий клочок свободной от деревьев и лесного мусора земли, где с трудом разместились наши ветхие вместилища. Гуляющие по небу ударные волны, хоть и порядком ослабленные расстоянием, ощутимо встряхивали несчастные палатки вместе и их деликатным содержимым. И, наконец, тревожный терпкий запах разъяренного леса, щемящий привкус озона отнюдь не добавляли нам спокойствия в этом аду земном.
Лишь к утру небо очистилось, и наступившая относительная тишина позволила нам, насквозь отсыревшим (даже в носах хлюпало), призрачное подобие отдыха.
Вечером мы были в сосновом бору?! Но…
Мучительный, в полные легкие, вопль жертвы, застигнутой врасплох, и потому обреченной, бросил нас на ноги. И закружил. И, словно ветер сухую листву, швырнул в слепое безумие. Мы застыли. Мы не были испуганы, нет – слишком неожиданнен был удар. Потом, возможно, если кто-нибудь уцелеет, с ним случится истерика, обморок... но не сейчас. Сейчас был ШОК. Спасительный шок животного, что позволяет настигнутой жертве умереть тихо и безболезненно – природа, за миллионы лет игры в Эволюцию, выработала в себе обширный свод правил, но подчинялась им всем беспрекословно.
