Павел Орозий и его «История против язычников»
Вступление переводчика
«Историю против язычников» Павла Орозия без преувеличения можно назвать ключевым произведением раннехристианской и всей средневековой европейской историографии. Об этом свидетельствует не только огромное количество (более трехсот) рукописей этого сочинения, но и сложившаяся под его влиянием хроникальная традиция. Именно Орозию было суждено заложить те основы латинской христианской хронистики, которые были успешно развиты в V–VI веках Проспером Аквитанским, Идацием, Кассиодором и др.
На протяжении всего средневековья Орозия активно цитировали, ему подражали, в его труде черпали необходимую информацию. Не только авторы мировых хроник отталкивались от схемы, предложенной испанским пресвитером, доводя «всеобщую историю» до современных им событий, но и историки варварских королевств, обращавшиеся к прошлому своих королей, не упускали шанса сослаться на авторитетное мнение Орозия. Уже в VI в. Иордан, поставивший перед собой в «Гетике» цель донести до читателя историю королевского рода Амалов, вслед за Кассиодором>1 обращался за некоторыми подробностями отдаленного прошлого готов к «Истории» Орозия (Get. 4, 44, 58). На достижения Орозия в мировом летоисчислении указывал Григорий Турский в «Истории франков» (Greg. I. praef.). В VIII в. труд Орозия использовал для своей «Истории римлян» Павел Диакон, к нему обращался Беда Досточтимый. Перевод «Истории против язычников», выполненный для англосаксонского короля Альфреда Великого в IX в., открыл Орозия британской средневековой культуре. В X столетии по заказу халифа Кордовы «История против язычников» была переведена даже на арабский язык.
Наконец, уже в классическое средневековье в XII веке Оттон Фрейзингенский (ок. 1110–1158 гг.) для защиты своей идеи о преемственности между германцами и древними римлянами использовал концепцию Орозия о смене мировых держав.>2
Нам мало что известно о жизни создателя «Истории против язычников».>3 Незначительные автобиографические указания самого Орозия, дополняемые несколькими свидетельствами Августина и других его современников — вот то единственное, что позволяет создать хотя бы некоторое представление о жизни нашего автора. При этом приходится признать, что все эти немногочисленные крупицы информации освещают довольно короткий отрезок его жизненного пути: период с конца 414 по начало 418 г.
Желая заполнить лакуны в биографии Орозия, исследователи, используя для достижения своей цели самые различные методы и источники, с одной стороны, пролили некоторый свет на «неизвестные годы» жизни автора «Истории против язычников», с другой же, поставили перед собой и перед своими читателями большое количество дополнительных вопросов.>4
Первый из них касается уже имени Орозия. Начнем с того, что личное имя (praenomen), «Павел», традиционно приписываемое Орозию, отсутствует в большинстве рукописей,>5 особенно интересно, что его нет в наиболее ранних списках его «Истории».>6 Павлом Орозия не называет ни Августин, ни какой другой его современник. Впервые мы встречаем имя «Павел Орозий» в «Гетике» Иордана: «Orosio Paulo dicente» (Get. 58). В связи с этим в науке появилась версия о том, что имя «Павел», возможно, является неверным толкованием поздними авторами встречающегося во многих рукописных списках «Истории против язычников» сокращения «P. Orosius», прочитываемого ими как «Paulus Orosius», в то время как оно могло обозначать «Presbyter Orosius». Что касается второй части имени, то она свидетельствует о том, что вряд ли Орозий был римлянином, по крайней мере, имя его не латинского происхождения. Судя по всему, корни имени греческие, и восходит оно, как считается, к греческому oros (гора) или oros (граница, межевой камень).>7 Добавление к греческой основе латинского окончания «ius» сделало имя нашего автора похожим на большинство латинских имен.>8
Нам известно, что Орозий в конце 414 года, покинув Испанию, прибыл в Северную Африку, в Гиппон, где находилась епископская кафедра Августина Блаженного, с тем, чтобы в беседе со знаменитым отцом Церкви укрепить себя в борьбе с присциллианами. Также известно, что до своей поездки в Гиппон Орозий возглавлял епископскую кафедру в Браге, о чем свидетельствует Авит из Браги в своем послании к Палхонию.>9 Однако мы можем только догадываться, когда и где родился знаменитый историк. Известно, что Орозий был достаточно молод, когда он прибыл к Августину; в своих посланиях, в частности к Иерониму, гиппонский епископ называл Орозия молодым человеком,>10 скорее всего тому было около тридцати лет.>11
Еще более неясен вопрос о родине Орозия. Попытку решить эту проблему предпринял М.-П. Арно-Линде, не согласившийся с традиционным суждением о галликийском происхождении автора «Истории против язычников».>12 Принято было считать, что Орозий, служивший епископом в Браге, не смог пережить разрушительного вандальского вторжения в Испанию и бросился в «благополучную» Африку, где мы его и встречаем в 414 г.>13 В качестве подтверждения этой гипотезы приводился пассаж из «Истории» Орозия, обычно считавшийся автобиографическим замечанием автора, пассаж, использованный М.-П. Арно-Линде в качестве одного из оснований своей оригинальной версии. В III книге «Истории против язычников» Орозий, рассуждая об особенностях человеческого отношения к чужому и собственному несчастью, вдруг оговорился: «если бы я когда-нибудь стал рассказывать о самом себе, что встретил-де я сначала неведомых варваров, что избежал-де исполненных враждебности, что заискивал-де лестью перед владычествующими, что защищался-де от неверных, увертывался-де от строящих козни, что я, наконец, укрытый неожиданно опустившимся туманом, спасся-де от преследовавших меня на море и грозящих мне камнями и дротиками и от уже готовых вот-вот захватить меня в свои руки, тогда бы предпочел я побудить всех моих слушателей к слезам, и, замолчав, сожалел бы по поводу тех, кто не выразил бы сострадание, и размышлял бы о черствости тех, кто отказываются поверить тому, чего сами не претерпели» (Hist. III. 20.6–7). По мнению М.-П. Арно-Линде, трудно поверить, что вандалы, как впрочем и вестготы, оказавшиеся на Пиренейском полуострове чуть позже, были для Орозия теми «неведомыми варварами», о которых он пишет в цитируемом отрывке. В то же время Орозий в своей «Истории» не говорит ни о жестокости варваров, пришедших в Испанию, ни о собственных бедах, связанных с их появлением.
