История против язычников - [3]
Одновременно с этим в христианской среде рождались свои объяснения «ужасной катастрофы». С одной стороны, под влиянием эсхатологических ожиданий среди многих христиан окрепла вера в то, что конец света не только близится, но уже наступает, тем более, что конец света, безусловно, должен был быть связан с гибелью Римской империи, о чем неоднократно говорили и писали самые авторитетные отцы.>29 С другой стороны, особенно среди христиан, живших в отдалении от Рима и не видевших ужасов готского разграбления, появилось более оптимистическое объяснение случившегося. Захват готами Рима, по их мнению, вовсе не означал гибели Римского мира, тем более что готы вскоре ушли, а спустя несколько лет стали римскими федератами, а Римская империя восстанавливала свое могущество. В то же время, поскольку события лета 410 г. требовали объяснения, в пику тезису язычников было высказано естественное для христианской мысли толкование катастрофы как проявления гнева Божьего по отношению к римлянам, упорствующим в языческих заблуждениях.
Вскоре после событий 410 г. гиппонский епископ Августин взялся за написание своего знаменитого трактата «О граде Божьем», первые десять книг которого были посвящены именно полемическим целям. Уже в 413 г. увидели свет первые три книги этого труда, а к Пасхе 415 г., когда Орозий находился в Африке, появились еще две.>30 В начале IV книги своего «Града Божьего» Августин, продолжая полемику с язычниками, которые, критикуя христианскую веру, заявляли, будто бы никогда прежде, в языческие времена, не было «подобных бедствий», ставит перед собой задачу с помощью исторической аргументации доказать обратное (Aug. De civ. Dei IV. 1).
В теоретическом трактате Августина историческая аргументация часто тонула среди философских размышлений автора, к тому же исторические примеры, подобранные Августином, не укладывались в стройное, последовательное, исключавшее временные лакуны повествование, действительно способное продемонстрировать, что языческое прошлое не только не уступает количеством и силой бедствий христианскому настоящему, но превосходит его. Потому вполне логичным было бы появление наряду с трактатом Августина труда, в котором бы описывалось как прошлое, так и настоящее всего человеческого рода. Таким трудом и стала «История против язычников» Павла Орозия. Августин сам предложил прибывшему к нему испанскому пресвитеру взяться за этот труд, о чем свидетельствует пролог к «Истории» (Hist. I. prol. 1–2).
Уже в Африке Орозий приступил к работе над «Историей против язычников». Перед ним стояла огромная задача: в сравнительно небольшом сочинении необходимо было охватить все человеческое прошлое, не замыкаясь при этом на событиях исключительно римской истории. Подобную задачу еще никто не решал в христианской литературе. Безусловно, к V веку уже оформилась христианская хронистика. Написанная в 280 г. Евсевием Кесарийским «Хроника» была переведена на латинский язык Иеронимом и доведена до 378 г.,>31 и Орозий не только знал о ее существовании, но и активно использовал данные «Хроники» в своей работе. Однако дающая безусловно важный материал для временной локализации одних и синхронизации других событий «Хроника» оказалась непригодной для создания картины, способной убедить противную сторону в несомненном превосходстве ужасов прошлого над несчастьем настоящего. Тем более, что в споре с язычниками куда весомее выглядели аргументы, предоставленные самими языческими писателями. Обращение к греко-римской исторической литературе давало к тому же необходимые образцы: именно жанр всеобщих историй, идущий, главным образом, от Полибия, несмотря на то, что отошел в начале нашей эры, после «Исторических комментариев» Страбона и «Historiae Philippicae» Помпея Трога,>32 в прошлое, претендовал как ни один другой на возрождение в христианской исторической литературе, чей интерес не мог быть ограничен какими бы то ни было этническими рамками.
В науке утвердилось мнение, что эта работа состояла, по меньшей мере, из двух этапов.>33 Первая редакция труда Орозия появилась уже в период его пребывания в Африке до посещения Палестины. Получив заказ Августина, молодой испанский пресвитер начал сбор необходимого материала, прежде всего — примеров бедственного состояния человеческого рода, используя два сочинения: монументальный труд Тита Ливия «От основания Города…» и «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря. Краткое изложение событий римского прошлого, обрисованное в этих сочинениях, позволило Орозию представить на суд читателя вполне определенную картину беспросветного пребывания римского народа и народов, оказавшихся под властью столицы мира, до начала правления Цезаря Августа. Окончательная редакция, в которой предстает теперь «История против язычников», появилась, вероятнее всего, между весной 416, когда Орозий вернулся в Африку из Палестины, и концом осени 417 г., когда он отправился на Менорку. Во время работы над окончательной версией «Истории против язычников» Орозий дополнил ее текст описанием событий, произошедших за пределами Римского мира, для чего ему пришлось привлечь дополнительные источники.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.