Высокие идеалы человечества, которые до сих пор с благородной миной коммерции советника и грудью, покрытой орденами, говорили со мной сверху вниз, покорно сняли шутовские маски и просили извинения: они ведь сами нищие, но все еще могут поддержать какой-нибудь еще более наглый обман.
Густав Майринк.
Развитие капитализма, то есть системы общественных отношений, нацеленой на производство товаров для продажи и извлечения прибыли (а не на удовлетворение потребностей) сопровождалось гигантским насилием и невероятным ухудшением условий жизни людей. Говорят о гитлеровском геноциде евреев, или о сталинском геноциде, однако английские торговые компании и другие европейские колонизаторы, обеспечивавшие экономическое развитие европейского капитализма, убили в XVII–XIX столетиях намного больше индейцев, индусов, китайцев, африканцев и ирландцев чем Гитлер евреев, убили их для удобства извлечения прибыли. Создавая культ холокоста, или осуждая сталинский террор современный либерально-демократический капитализм пытается скрыть и замаскировать собственное прошлое. Конечно и холокост и сталинский террор — это ужасные преступления. Но мы никогда не поймем их сути, их корней, если не обратим внимание на самые истоки индустриально-капиталистической системы.
В эпоху предшествовашую капитализму, подавляющее большинство людей (включая и Европу) жило в сельских общинах, занятых преимущественно самопроизводством всего, что им было необходимо, или в небольших (по современным меркам) городах, бывших центрами ремесел и торговли. Однако, хотя товарное производство существовало, оно жестко контролировалось цехами (самоуправляемыми ассоциациями ремесленников) и городскими общинами, а в странах Востока зачастую еще и государством. Цены на товары и то, с кем иметь торговые отношения, определялось не произволом, а по соглашению между коллективными экономическими субъектами.
Доиндустриальный мир не был раем. Он был крайне иерархичен, так внутри гильдий и цехов существовали бедные и богатые, мастера и зачастую бесправные подмастерья. На востоке над общинами и городами возвышалось могущественное государство, считавшееся собственником основного средства производства (земли), облагавшее население налогами и обеспечивающее зачастую очень жестокими принудительными мерами коллективные работы по строительству плотин на реках или военные мобилизации. Жестокость и насилие были широко распространены, неурожаи и эпидемии часто приводили к голоду и массовой гибели людей. Но важно отметить, что, все же, и на Западе и на Востоке сельские и городские общины существовали в значительной степени автономно, сами принимали решения об организации жизни, управляли своим хозяйством, сами потребляли то, что и производили.
Своеобразным отклонением от этого достаточно стабильного существования стало формирование в Европее мощных монархических государств- абсолютистских монархий, которые в отличии от традиционных государственных образований Востока были чрезвычайно динамичны и нацелены на внешнюю и внутреннюю экспансию. Именно они сумели разрушить традиционный мир сельских или ремесленно-торговых общин, постепенно заместив его атомистическим рыночным обществом, нацеленным исключительно на производство товара ради прибыли. Это сопровождалось насильственными мерами монархий по разрушению правовых коллективных институтов в городах, в сгоне общинного крестьянства с земли (огораживание), в поддержке государством наиболее преуспевающих торговых корпораций, рассматривавшихся как источник налоговых поступлений в казну и как контролируемые государством орды завоевателей.
Со временем, однако, крупный капитал достаточно укрепился для того, чтобы начать играть самостоятельную политическую роль. Идеологией, нацеленной на ликвидацию династических монархий, мешавших утверждению абсолютной власти крупного капитала и стал либерализм, постепенно дополненный идеями представительной парламентской демократии.
“Отделение работника от средств производства, ставшее повсеместным, принятое как таковое, стало результатом долгой эволюции, и его можно было достичь только силой. — пишет современный французский социальный философ Жиль Дове. — В Англии, в Нидерландах, во Франции, начиная с 16 века, экономическое и политическое насилие экспроприировало ремесленников и крестьян, репрессировало нищих и бродяг, наложило на бедных бремя наёмного труда. В 20 веке, между 1930-м и 1950 гг., Россия должна была принять трудовое законодательство, включавшее высшую меру наказания, чтобы организовать переход миллионов крестьян к индустриальному наёмному труду за несколько десятилетий. Эти вроде бы нормальные факты: что у человека нет ничего кроме его рабочей силы, что для того, чтобы жить он должен продавать её предприятию, что всё является товаром, что социальные отношения вращаются вокруг обмена, на деле являются итогом длительного и насильственного процесса. Посредством своей образовательной системы и своей идеологической и политической жизни, современное общество прячет прошлое и нынешнее насилие на котором покоится эта ситуация. Оно прячет своё происхождение и механизм, позволяющий ему функционировать.”
