В помещении висело вязкое облако дыма, сквозь которое с трудом различались очертания стен и окружающих предметов. Пахло ладаном и миррой, как в церкви накануне религиозного праздника. Стол украшала роспись, изображающая поединок святого Георга и Змея. Трепещущее пламя свечей придавало картине зловещий вид: казалось, будто Змей извивается под ногами коня святого и вот-вот вырвется и нанесет ответный удар. Стены, завешанные коврами, сужали пространство и слегка колыхались от сквозняка.
Софья Гавриловна смущенно озиралась по сторонам, пытаясь сообразить, что следует делать – сразу пройти и сесть за стол в ожидании «колдуньи» или все-таки подождать. Женщина привыкла к тому, что гостей встречают у входа, однако, когда она поднялась на лифте, дверь оказалась открытой. Пока Софья Гавриловна раздумывала над своей дилеммой, ковры на стенах заколыхались сильнее, и в глубине комнаты на короткое мгновение распахнулась дверь, впуская яркий свет. Только в этот момент гостья осознала, что поразило ее в этом помещении больше всего: в нем отсутствовали окна! И как, интересно, хозяевам удалось заполучить разрешение на такую странную «перепланировку»?
– Тебя зовут Софья? – раздался глубокий, приятный голос, проникающий в самую глубину сознания.
Софью Гавриловну покоробил не столько тон, сколько то, что к ней обратились на «ты» и по имени. Тем не менее, будучи предупреждена насчет своеобразной манеры поведения колдуньи, она не стала возражать и слабо ответила «да». Существо, неожиданно выросшее прямо перед ней из дыма и пламени свечей казалось порождением подземного мира. Невысокое, длинноволосое, с головы до пят облаченное в черный балахон с блестками создание вызывало одновременно недоумение, отвращение и трепет. Спутанные черные патлы, мелко вьющиеся, подобно змеям, почти полностью скрывали лицо говорившей. На секунду Софья Гавриловна испытала непреодолимое желание убраться подальше из этого логова, но его хозяйка, будто почуяв это, как дикий зверь чует добычу, вдруг схватила ее за запястье и сжала так сильно, что женщине послышалось, как хрустнули кости.
– Тебя зовут Софья, – повторила колдунья глухим голосом, тонувшим в бесконечных, покрытых толстым слоем пыли коврах. – У тебя болен... сын. Зовут его... Петр. Жить ему осталось... полгода, не больше.
Софья Гавриловна буквально ощутила, как кровь в ее жилах застыла и покрылась коркой льда. Колдунья сказала правду. Более того, только она одна знала о том, сколько времени отпущено Пете, ведь Софья Гавриловна не смогла сказать об этом ни ему самому, ни мужу, который свято верил в возможности современной отечественной медицины! Перед тем как закончить каждую фразу, колдунья делала паузу. Создавалось впечатление, что она считывает информацию из какого-то ведомого только ей источника.
– У него было... три операции. Вижу... голову. Опухоль. Ремиссия... Больше трех лет. Потом – опять.
Рука колдуньи разжалась, и Софья Гавриловна судорожно глотнула ртом воздух.
– Ну и чего ты хочешь от меня?
Откинув волосы со лба, колдунья явила взгляду клиентки широкое круглое лицо с чуть раскосыми глазами – хотя, возможно, эффект «восточного разреза» достигался при помощи своеобразным способом подведенных век и темных теней вокруг глаз.
– Я... Как мне вас называть?
– Зови Марьяной, – пожала плечами колдунья, подбирая длинный балахон и усаживаясь на стул. – Ну, садись и ты, – пригласила она. – В ногах правды нет.
Софья Гавриловна испытала чувство благодарности за предложение, так как еще немного и ее ноги сами подкосились бы.
– Марьяна, я хочу спасти сына! – громким шепотом произнесла она, как будто кто-то мог подслушать. Муж уж точно не одобрил бы ее приход сюда – да что там, он бы поднял ее на смех, отчитал, как первоклассницу, назвал деревенщиной... Но Софье Гавриловне было все равно: если Петя выздоровеет, то ничто не будет иметь значения!
– Ты ездила по святым местам.
Женщина открыла рот, чтобы ответить, но поняла, что это не вопрос.
– Молилась мощам святого Пантелеймона...[1] В Москву ездила, за границу... на Родос?
Софья Гавриловна лишь судорожно закивала головой: откуда эта женщина могла знать так много? Конечно, кое-какие родственники и друзья в курсе того, что мать возила тяжело больного юношу в Грецию, но как об этом стало известно Марьяне?
– Не помогло все это – и не поможет! – изрекла между тем колдунья. – Потому что сын твой не в руках божьих, а в руках сатаны!
Произнося последнюю фразу, она сорвалась на крик и вся затряслась, словно бесноватая. Во второй раз за время нахождения в странной квартире Софья Гавриловна едва поборола в себе желание убежать. И вновь, как будто почувствовав ее состояние, Марьяна протянула руку и схватила клиентку за локоть.
– Жить будет твой Петр! – прошипела она, закатив глаза, так что видны оставались лишь белки. – Долго проживет, внуков увидит и правнуков... Фотку давай!
– Ч-что? – дрожащими губами пролепетала клиентка.
– Тебе что, не сказали? Снимок нужен.
– Петина фотография? Конечно, я принесла... Вот!
Марьяна некоторое время вглядывалась в лицо молодого человека, покачивая головой.
