На следующий день после захвата двух помощников уголовного авторитета с погонялом Боб мне предстояло выйти на службу. Естественно, я вынужден был съездить домой, чтобы взять с собой спортивную форму. Так уж вышло, что в последний раз мне было совсем не до этого. Тогда я как раз отправлял вертолетом в областную больницу раненую Тамару, мою жену. И состояние духа было неважное, и дом был полон посторонних людей, при которых мне не хотелось копаться в своем тряпье, выбирать что-то относительно подходящее.
Ну а на сей раз я выбрал синее кимоно, застиранное до состояния тонкой ткани, хотя когда-то она была плотная, местами даже простеганная стараниями Тамары, захватил с собой старые, привычные кроссовки и перчатки для смешанных единоборств. Из снарядов взял с собой только легкие гантели и резиновый бинт, запихал все это в спортивную сумку, с которой ходил на тренировки еще во времена службы в бригаде спецназа.
Туда же я уложил и боевой нож в ножнах. К сожалению, в сознании большинства людей, включая отдельных представителей спецназа, понятие «боевой нож» сформировалось под влиянием знаменитого ножа Рембо из нескольких американских боевиков. Но таким оружием в реальной боевой обстановке можно пользоваться только одним способом: надо бросить его в противника и ухитриться попасть рукояткой ему в лоб. Для настоящей схватки такая штуковина не годится.
Это обыкновенный нож выживания. Он даже пилу имеет в обухе. Я вполне могу себе представить, какие усилия следует приложить, чтобы, во-первых, воткнуть такой нож в противника, во-вторых, вытащить его для участия в дальнейшей схватке. Та самая пила на обухе не позволит это сделать.
Настоящий боевой нож должен быть, во-первых, легким и управляемым, во-вторых, обоюдоострым, хотя это тоже на любителя. А главное, он просто обязан быть очень острым.
Школа ножевого боя, адептом которой я являюсь, предпочитает множественные режущие удары вместо колющих, а основательный порез можно нанести только предельно острым ножом. Но само владение ножом в нашей школе основано на стиле вин-чун, то есть на максимальной защите и стремительном ответе на любую атаку. При этом нож должен быть как раз легким и хорошо управляемым.
А вопрос техники владения таким ножом я собирался объяснить тем людям, с которыми мне предстояло заниматься. Но обучение их, как я планировал, не должно было сводиться исключительно к рукопашному бою, хотя взяли меня как раз на должность инструктора по этой самой части. Я поставил себе задачу обучить офицеров спецназа ФСБ всем основам боевых действий.
Признаться, я чувствовал себя на своем месте, когда командовал разведротой. А когда с повышением в звании был переведен на штабную должность начальника отдела испытаний перспективных видов вооружения и оборудования, попросту скучал без солдат, которых раньше обучал. Поэтому, наверное, я и внес кое-какие изменения в работу этого отдела. Новое вооружение и оборудование теперь испытывалось в боевых условиях солдатами бывшей моей роты в моем присутствии. То есть я часто выезжал вместе с бойцами на самые настоящие боевые операции, если роте доводилось в них участвовать.
В итоге мне уже в штабной должности пришлось пять раз отправляться в полугодовую командировку на Северный Кавказ. И если раньше я бывал в основном в Чечне, то теперь мне пришлось посетить практически все республики Северного Кавказа, хотя чаще всего работать доводилось в Дагестане.
Все эти новинки носили экспериментальный характер и требовали испытаний в реальных боевых условиях. Предназначались они, естественно, и солдатам, и офицерам. Разница состояла лишь в том, что офицерам изначально приходилось проходить курс обучения, а потом что-то объяснять солдатам.
С офицерским составом занимался я, поэтому был обязан прежде всего до малейших деталей изучить любую новинку, чтобы ответить на все вопросы, которые могут возникнуть во время испытаний. А кто лучше человека, лично работающего с той или иной штуковиной в условиях реального боя, может дать ей объективные характеристики, понять, что сделано так, а что следовало бы изменить?!
Мой предшественник на этой должности сам в командировки не ездил. Он по возвращении подразделения просто проводил опрос солдат и офицеров, использовавших новинки в деле.
На мой взгляд, это была порочная практика. Поэтому предшественник и был сменен.
Конечно, порой случается, что сразу после завершения той или иной операции подразделение возвращается в бригаду. Но это вовсе не есть устоявшаяся система. Чаще бойцы ждут, когда прилетит смена, и только потом уже отправляются на свою базу. Иногда это продолжается неделю, а то и больше. За это время что-то важное может забыться, что-то, что казалось сначала неудобным, потом перерастает в привычку. Но любое оружие изначально создается так, чтобы его можно было использовать любому человеку и при этом не испытывать особых неудобств.
Исходя из подобных предположений, я находился рядом с солдатами во время всех испытаний, собирал их отзывы и замечания, записывал пожелания, чтобы потом все это рассортировать, внести в дневник и отправить производителю. А еще более ценным, как мне казалось, было мое личное мнение. Может, это и выглядит слегка самонадеянно, но я со своим боевым опытом мог понять больше, чем рядовые солдаты. Поэтому я обычно сам принимал участие в испытаниях. Это казалось мне естественным, совершенно обязательным делом и сказывалось при заполнении дневника испытаний. Командирам взводов и рот приходилось полегче. Они обязаны были писать просто отзывы. Я их сортировал, анализировал, заносил в дневник самое важное, но этим не ограничивался, сами отзывы тоже прикладывал к дневнику.
