За мутным стеклом иллюминатора одна за другой проплывали нескончаемые гряды песчаных дюн. Их сонное размеренное колыхание вызывало в уме какие-то странные ассоциации. Иногда вдруг представлялось, что это ветер треплет огромное желтое полотнище, или что это вздымается и опадает исполинская женская грудь. Вверх, вниз, вдох, выдох. И так до бесконечности. Все вокруг, насколько хватало глаз, было желтым, желтым и снова желтым.
Впрочем, человека в аккуратном, хотя и знававшем лучшие времена, светлом костюме, сидевшего в кресле у окна, подобные фрейдистские фантазии занимали мало. Он просто использовал по прямому назначению несколько выдавшихся свободных минут. То есть спал.
Невысокий, худощавый, с заросшим недельной черной щетиной круглым лицом, на котором застыло легкое удивление, словно он даже во сне недоумевал, каким боком его забросило в такую даль. Сползшие на самый кончик носа очки без оправы довершали образ типичного клерка, засланного в дальнюю командировку.
Здесь, посреди бескрайней мохаррской пустыни, он выглядел явно чужеродным явлением, хотя, похоже, уже привык к такому положению вещей, и подобные вылазки в провинциальную глушь были ему не в диковинку. Несмотря на то, что незнакомец являлся единственны пассажиром в вертолете, он дремал, предусмотрительно просунув левую руку под лямки расположившейся на соседнем сидении большой дорожной сумки.
Вертолет заложил вираж, прицеливаясь во внезапно открывшуюся посреди песков посадочную площадку. Взметнув в воздух огромный желтый пылевой цветок, он завис и начал осторожно снижаться. Покачивающийся под напором ветра техник, чье лицо до самых глаз скрывалось за полосатым платком, вскинул руки, когда опоры коснулись земли, и вой турбин стих. Остался только свист рассекаемого лопастями воздуха.
-Прибыли! – пилот развернулся в своем кресле, - эй! Уважаемые пассажиры, наша авиакомпания прощается с вами. Экипаж желает Вам всего наилучшего, и надеется, что эта встреча - не последняя! Э-эй! Подъем!
Человек в очках вздрогнул, проснувшись, и захлопал глазами, озираясь по сторонам.
-Что? Уже?
-«Изумрудные холмы», как и заказывали.
-О! Отлично! – подхватив свою сумку, пассажир поправил сползшие очки и поднялся на ноги, осыпая с костюма тоненькие ручейки песка, - благодарю за доставку, - он протянул пилоту сложенную вдвое купюру, - с Вами приятно работать!
-С Вами тоже! – помятая бумажка мгновенно исчезла в кармане пилотской жилетки, - погодите минутку!
Достав из другого кармана визитку своей компании, летчик выдернул огрызок карандаша из гущи воткнутых в щель приборной панели календариков, пестрящих различными частями обнаженных женских тел, и что-то нацарапал на ее обороте.
-Вот, возьмите, - он протянул визитку, - если что понадобится, можете звонить прямо мне, договоримся.
-Хорошо, буду иметь в виду. Еще раз спасибо! – вскинув сумку на плечо, человек толкнул дверцу, распахнувшуюся с жалобным скрипом, и спрыгнул на песок.
В лицо дохнуло сухим раскаленным воздухом. Прищурившись от яркого света и прикрывая глаза ладонью от поднятой вертолетом пыли, мужчина в светлом костюме зашагал к поджидающему его технику.
За спиной громыхнула захлопнувшаяся дверца. Потом еще раз. И еще. С четвертой попытки она, наконец, закрылась. Снова взвыли турбины, вертолет взмыл в небо, лихо развернулся и, быстро набирая скорость, скрылся за песчаным гребнем.
-Добро пожаловать в «Холмы»! – техник сделал широкий жест рукой, и, словно повинуясь ему, из оседающих облаков пыли выступил скособоченный сарайчик, на крыше которого, под провисшими проводами антенн, красовался фанерный щит с облупившимися буквами «Из.р.днь.е хо…», - Вам у нас обязательно понравится!
-Нисколько в этом не сомневаюсь, - так и не уловив в приветствии даже намека на сарказм, человек обречено покачал головой и побрел следом за техником.
Сарай этот, по всей видимости, совмещал в себе диспетчерский пост, регистратуру, зал ожидания и много чего еще, являясь, таким образом, центральным аэропортом затерянного в песках поселка, единственными «воротами», через которые осуществлялась связь с большим миром.
Внутри домик выглядел, пожалуй, еще более удручающе, нежели снаружи. Помещение разделялось примерно пополам стойкой регистрации, разглядеть которую, тем не менее, оказалось довольно непросто. Главным предметом меблировки являлся хлам, копившийся здесь, наверное, со времен отцов-основателей. Пустые бутылки, банки, коробки, грязные промасленные тряпки вперемежку со ржавыми деталями вертолетов и мотками колючей проволоки громоздились буквально повсюду. Узенькая относительно свободная от мусора тропинка вела от двери к продавленному почти до самого пола креслу. В противоположном углу, на трех сложенных друг на друга автомобильных колесах стоял телевизор, издающий булькающее шипение и демонстрирующий размытые шевелящиеся пятна, которые, в зависимости от настроения и фантазии, допускали самыми разнообразные трактовки.
Нырнув за стойку, погребенную под штабелями пустых пивных банок, техник размотал платок, обнажив молодое, почти детское лицо, рябое и тощее настолько, что оно казалось слегка вогнутым. Его длинные засаленные волосы стягивались на затылке резинкой в неопределенного цвета хвост, делая голову похожей на проросшую и уже успевшую завять луковицу.
