Тяжеленная дверь, наверное, должна была стать одной из преград, если вдруг какой-нибудь преступник решит удрать прямо из зала суда. Я же здесь просто исполняла свой долг, оказывая посильную помощь, а потому возникновение на пути препятствия считала несправедливым. Жаль, сообщить об этом прямо сейчас было некому, а потом, как всегда, забуду…
Пришлось навалиться на дверь всем своим весом, чтобы она открылась.
В лицо тут же ударили солнечные лучи, заставив щуриться и слабо улыбаться. Тяжелый и какой-то горьковатый воздух судебного зала и узких безликих коридоров сменился уличной свежестью и ароматами цветов. Я жадно вдохнула и улыбнулась смелее. Ни сырость старого строения, ни запах земли, который я почти постоянно чувствовала из-за своего дара, не портили настроения. Стоило покинуть здание суда, как меня захлестнуло ощущение счастья и свободы.
Это повторялось раз за разом. Ничего похожего на чувство выполненного долга и осознание важности своих действий там, внутри, когда все происходит, и ощущение крыльев за спиной, когда все закончилось. Для меня закончилось. Остальные еще ждут оглашения приговора.
Грохот за спиной заставил вздрогнуть. Треклятая дверь!
— Каково это? — спросил ломкий голос откуда-то сбоку.
Сузив глаза, я внимательно оглядела парнишку в форме. Новенький. Удивляться особенно нечему, местные сотрудники, кажется, все по очереди уже задали мне этот вопрос.
— Весело, — преувеличенно бодро сообщила я и с откровенным удовольствием наблюдала, как бледнеет и вытягивается его физиономия. — Можно громко болтать с самой собой и при этом не опасаться, что тебя заберут в больницу для душевнобольных.
После подобных ответов меня обычно прочно записывали в чокнутые и больше не трогали, так что, не дожидаясь, скажет ли парень еще что-нибудь, я прошла к ближайшей скамейке и рухнула на нее. Сегодня я вытащила из дара все, что могла. Теперь коленки противно тряслись, кожу, несмотря на теплое лето, окутывал липкий холодок, и сил почти не осталось.
Мерзкое выдалось дело.
Ничего, все уже закончилось. Надо передохнуть и идти, пока не вывели обвиняемого. Толкаться в толпе желания не было, как и отвечать на вопросы писак, и прятаться от вспышек камер. Именно поэтому я всегда стараюсь уйти отсюда подальше, как только становлюсь не нужна.
Силы возвращались медленно. В какой-то момент я даже решилась на эксперимент: разулась и встала на землю, прикрыла глаза, постаралась почувствовать живительную силу природы, как мама в детстве учила, осознать себя ее частью… Минуты текли, я кусала губу от усердия, но единственное, что действительно получилось осознать, так это то, что особа, не щадя дорогих чулок вытаптывающая ногами газон у здания Эмширского суда, выглядит до крайности глупо, и если бы меня сейчас видел жених или его сестра, без замечания это действие точно бы не осталось.
А может, как раз в чулках все дело? Если правильно помню, в детстве это следовало проделывать босиком…
Сильно пахнуло землей, повеяло холодом, и прямо в ухо прозвучал противный голосок:
— Что-то мне подсказывает, ты тратишь время зря. Ничего не получится.
Глаза распахнулись сами собой, и я оглядела неожиданную собеседницу. Девушка в пышном кукольном платье устроилась на скамейке рядом со мной. Ее светлые волосы были уложены в замысловатую прическу, а лицо облеплено фарфором, поверх которого жестокая рука убийцы вырисовала идеальные черты.
Фигурка не была прозрачной или невесомой, на скамейке рядом со мной сидела просто девушка. И только холод и сильный запах земли указывали на ее потустороннее происхождение.
— Ты меня вымотала. — Я вздохнула, возвращая ноги в синие лодочки на высоких каблуках. — Давно такого не случалось. Нужно было восстановить силы.
— Ты не ведьма, забыла? — Из-за фарфора ее лицо было лишено мимики и голос звучал неприятно, будто из вазы. — Лучше выпей кофе или поешь. А еще лучше устрой себе выходной, отоспись, займись чем-нибудь приятным.
Соблазнительно. Но я не хочу показывать своей почти семье, чего мне стоит помощь следователям. Жениху и его сестре и без того приходится мириться с настороженным отношением ко мне окружающих и постоянными косыми взглядами. И хотя во всем этом не было ничего дурного, так, любопытство, все равно я чувствовала себя слегка виноватой. Но объяснять все это той, кого, может быть, больше не увижу, я не видела смысла, поэтому просто отмахнулась от нее:
— Когда не приходится говорить за очередную жертву, силы возвращаются быстро. Ты уйдешь, и мне сразу же станет лучше.
Распознав в ответе намек, она встала.
— Как знаешь, — пожала худосочными плечиками «кукла». — Я просто хотела поблагодарить тебя. Как-то даже не ожидала, что ты воспримешь мою беду как свою собственную.
И, одарив меня прощальным взглядом и поймав в ответ слабую улыбку, она зашагала к кованым воротам.
Некоторое время я смотрела вслед хрупкой фигурке в пышном платье, так похожем на одно из тех, которые я шью своим куклам. Она шла медленно, словно наслаждалась моментом или прощалась со всем, что сейчас видела. Когда же проходила узорчатые ворота, дежурные в форме даже не вздрогнули. Они ее не видели.
