Отчаянным и озорным барышням, Танюшке и Тасеньке.
Месть – это блюдо, которое подают холодным...
Таранов крутил в руках карандаш и пытался вслушаться в слова барышни, сидящей по ту сторону стола. Впрочем, «барышня» – это лишь потому, что посетительница была женского пола. Выглядела она мило и симпатично, даже можно сказать – молодо, но паспорт неопровержимо свидетельствовал о «полтиннике с хвостиком», что не мешало ей кокетливо улыбаться и вовсю строить Таранову глазки. И трещать без умолку, рассказывая бесконечную историю любви.
Продираясь сквозь «кустовые хризантемы» и «голландские розы на длиннющих стеблях», которые обожатель дарил барышне в начале их бурного романа, Таранов попытался было поторопить рассказчицу, но она укоризненно посмотрела на него и сказала:
– Если коротко, то вы сути не поймете, как не понял ее этот ваш, мягко говоря, недалекий участковый. Тут каждая деталь важна. И я прошу вас выслушать меня до конца...
Таранов обреченно кивнул, и дама затараторила дальше. Но и через пятнадцать минут они продвинулись не очень далеко: после роз и хризантем, как и положено по сценарию любовного романа, у парочки, познакомившейся на просторах Интернета, начались продолжительные посиделки в кафе.
«Наверное, у него уже кофе из ушей выливался», – думал об аферисте Таранов, прекрасно понимая, чем закончится это многословное вступление, но даму не перебивал – все-таки за нее ходатайствовал сам начальник РОВД, потому как дама была чуть ли не лучшей подругой его то ли жены, то ли тещи.
Утром у Таранова зверски болела голова, и, если бы не планерка, он бы просто свернулся калачиком на диванчике и поспал от души. Как чувствовал, что головной боли ему добавят.
– А вы, Штирлиц, останьтесь, – устало произнес полковник Михеев после томительного заседания, и все поняли, к кому относится эта фраза.
У Константина Афанасьевича Михеева и Олега Таранова были особые, почти приятельские отношения. А «Штирлицем» своего подчиненного Михеев звал не просто для прикола. Таранов только с виду был таким простецким, а на самом деле отличался от других сотрудников отделения тем, что мгновенно схватывал суть дела, великолепно анализировал ситуацию, умело руководил людьми, видел все гораздо дальше своего района и собственного носа, но при этом хранил верность отделу, как жена декабриста.
Ну и еще было за что именно так называть Олега Васильевича Таранова. Кто-кто, а полковник Михеев хорошо был осведомлен о том, где его подчиненный получал специальную выучку.
– Садись, Олег Васильевич, поближе, – по-дружески похлопал Михеев по столу, когда они остались с Тарановым вдвоем в кабинете. – Ты что скуксившийся какой-то? Не выспался?
– Выспался. – Таранов потер виски. – Но вот башка разваливается. Наверное, к непогоде...
– Ну ты даешь! К непогоде... А что тогда мне говорить?! – Михеев сочувственно посмотрел на макушку своего заместителя, как будто там можно было разглядеть следы головной боли. – Васильич! Не в службу, а в дружбу помоги, Христа ради! Бабы дома навалились так – не продохнуть. Короче, у них подруга есть, не то экстрасенс, не то гадалка какая-то. Обнес ее ухарь один. Жених. Ну, она с заявлением пришла в отдел, а ее отфутболили. Вот она по случаю жене с тещей и нажаловалась. А они мне пней вставили! В общем, я пообещал, что ты ее примешь...
Таранов посмотрел на Михеева красными, как у больного быка, глазами и «мыкнул».
– Болит? – сочувственно спросил Михеев.
– Не то слово! А тут еще вы, Константин Афанасьевич, со своими бабами и экстрасенсами...
– Слушай! А может, она тебе... того?!!
– Что «того»?!! – Таранов непонимающе посмотрел на начальника.
– Ну... Это... Голову поправит!
Таранов, будь на месте Михеева кто другой, высказался бы с яркими эпитетами по поводу того, что думает об экстрасенсорных способностях «Тамары Георгиевны Селениной», как было обозначено на листочке, вырванном из блокнота, который подсунул ему под руку начальник. Но здесь сдержался, спорить не стал.
– Иди, Таранов! Она уже ждет. Посмотри, что там можно сделать...
Таранов тяжело встал и двинулся к выходу. Старый паркет скрипнул под его ногами. Михееву стало безумно жалко коллегу. И так работы целый воз и маленькая тележка, а тут еще он с разными бабскими глупостями. «Ну, приду домой – я вам покажу кузькину мать!» – мысленно пообещал Михеев жене и теще и придвинул поближе папку с неразобранными документами, которые принесла ему секретарша.
– ...он так ухаживал, так ухаживал... В общем, Олег Васильевич, за мной в жизни ни один мужчина так не ухаживал, поэтому понять меня можно. Ах, к сожалению, эмоции к заявлению не приложишь! – Дама вздохнула и взглянула на Таранова.
Он механически крутил в пальцах карандаш и, казалось, был полностью погружен в свои совсем не относящиеся к делу Тамары Георгиевны Селениной мысли.
– Простите, Олег Васильевич, вам... плохо? – Селенина внимательно посмотрела на начальника уголовного розыска.
– Ничего. – Таранов процедил слово сквозь зубы. – Продолжайте. Просто голова болит...
– Нет! Это невозможно! – Тамара Георгиевна театрально взмахнула маленькими своими лапками – пальчики блеснули многочисленными колечками. – Голова – это очень серьезно! И плевать на головную боль, как это часто делают люди, – это безрассудство. Но вам со мной повезло! Поверьте: голова – это мой профиль.
