День выдался скверный. Снег забирался в щели, трещины и канавки, скапливался у каменных стен и накрывал всю страну. Под снегом исчезали деревни. Угрожающе хрустели сучья деревьев под неожиданной тяжестью.
С утра пес был неспокоен, нервничал, выискивая и выкапывая из-под снега овцематок, но не мог сообщить хозяину свои опасения. Пастух с собакой пытались перегнать бредущих по пояс в снегу животных обратно на ферму. Каждый шаг давался с трудом. Темное, свинцовое, обещающее снег небо на дальнем горизонте над шотландским высокогорьем было окаймлено желтым жутким светом, заставляющим дрожать собаку. Дважды она прижималась к земле, поскуливая и отказываясь идти дальше. Хозяин кричал на нее, злился на погоду, на собаку, выбравшую для издевательства над ним именно такой день. Мужчина хотел домой на ферму, к горячему чаю и огню.
Пастух проклинал этих овец! Пастушьим шестом он достал овцу со скалы, где она от страха замерла, впервые в своей короткой жизни переживая такую погоду. В другой раз этим шестом он достал своего пса из глубокой канавы, засыпанной снегом, куда пес с визгом провалился. Освободив собаку, пастух измерил глубину снега.
Вскоре им удалось найти путь через ущелье. Но едва они успели перебраться на другую сторону, как гора вздрогнула. Прямо на них с нарастающей быстротой неслась смесь снега, камней и земли. Пес залаял и убежал. Скованный толстой одеждой, пастух попытался все же бежать вслед за ним. Основная масса снега миновала его, но один из обломков ударил по плечу и опрокинул наземь. Второй обломок прижал его руку, лишив возможности двигаться. Так он беспомощно лежал, напоминая насекомое, пришпиленное булавкой в ящике для коллекций. Он посвистел псу. Мосс приблизился медленно, озадаченно виляя хвостом. Он был слишком молод и не знаком со снегом, но, как хорошо воспитанный пес, он знал, что без приказа пастуха нельзя двигаться. Теперь Уик Джонс проклинал жесткую дрессировку, которой он мучил собаку, заставляя ее по команде «сидеть» не сходить с места в течение двух дней. Псу не разрешалось вмешиваться в дела других собак, охраняющих овец, можно было полагаться только на пастуха и не иметь своего мнения.
– Иди домой! – говорил пастух собаке. Другого приказа не приходило ему на ум. Увидев собаку одну, люди поспешат разыскать его. А если кончится снегопад, его найдут по следам. Только бы кончился снегопад! Уик закрыл глаза и молился. Несмотря на холод и сырость, проникающие через одежду, он был мокрый от пота.
Пес недоумевал: «иди домой» говорят щенкам, но не взрослым собакам, находящимся со своим пастухом в горах. Поскуливая, он подполз ближе. «Домой! Дурак!» – голос раздраженный, но не угрожающий! Пес смотрел на овец, серых на белом, горемычно прижавшихся друг к другу. Эти шерстяные клубки терпеливо ждали ведущего. Уик тихо выругался. Ведь у одной овцематки скоро ожидался приплод. Каждый рожденный в снегу и холоде ягненок пропадет без надежной защиты.
– Иди домой, ты, дурачок! – кричал он громко, со всей силой, на которую был способен. Со страхом он следил за Моссом. Тот, чувствуя себя несправедливо обиженным, уполз с поджатым хвостом. Мосс ничего не понял. Надо было работать, и пастух не имел права лежать там в снегу. Пес вернулся, попытался лапами убрать обломок, придавивший пастуха. Бедный пес старался помочь, но помощи можно было ждать только от людей.
– Нет! – закричал строго пастух, и пес испуганно шарахнулся назад, наклонив голову и поставив уши торчком. – Иди домой! – кричал пастух.
На этот раз собака пошла, но испуганно оглядываясь назад, в надежде, что пастух последует за ним. Наконец, убедившись в тщетности своих ожиданий, пес стал искать след обратно на ферму. Он знал тропинку, запах, вид и особенности почвы. Но все было покрыто снегом, и запах почти не чувствовался. Вокруг был только нетронутый бугристый снег. Пес полз вперед, напуганный тишиной, молчанием птиц, сумерками и желтизной неба. Каждая возвышенность – гора. Преодолевая их и проваливаясь в снежные заносы, он с трудом вылезал наверх, ложился отдохнуть на снег, но приказ был всесильным. Его долг – слушаться, он должен обязательно дойти домой.
Пастух, все еще лежащий в снегу, где его завалило, вытер рукой в рукавице выступившие от холода слезы и посмотрел на овец. Они стояли безучастно, опустив головы. Когда он пошевелился, одна из них повернулась к нему, подошла и встала рядом. Другие овцы последовали за ней. Они защитили пастуха от ветра и этим увеличили его возможность выжить. Он протянул руку к ближайшей овце, но не мог дотянуться до нее. Овцематка легла рядом с ним в снег, почувствовав спокойствие от присутствия хорошо знакомого человека. Пастух зарылся пальцами в шерсть и задремал. Странные видения горячего кофе и мяса, паштета в теплом жирном соусе, тепла и уюта дома смешались в его голове. Каждое пробуждение было подобно маленькой победе над смертью.
От режущего ветра у собаки слезились глаза и образовывались сосульки на морде. Ее тоска по людям была сильнее, чем тоска по еде. Пес тосковал по человеку, ободряющему его, дающему утешение и тепло.
