Владимир Крыштоб
И эта война была бы завтра…
(Свидетельство советского офицера, командира египетской подводной лодки о войне с Израилем)
Начало
Родился я в 1933 году в Смоленске. В 1938 году мать разошлась с отцом. Мы с ней остались вдвоем. После присоединения Западной Белоруссии и Украины ее направили в Белосток работать в госбанке. Туда к нам приезжал мамин брат, красивый холостой подводник. Служил командиром БЧ-5, механиком. Для меня он был идеалом. В школу я отправился с 9 лет — дело было в эвакуации, поступить раньше не было возможности. После войны мы вернулись из эвакуации в Витебск.
В 1951 г. вышло постановление правительства о введении десятилетнего образования. Я восьмой класс не кончал, а сразу ушел на полтора года в мореходку рыбной промышленности. Там надо было учиться 4 года. А мне вдруг захотелось иметь образование 10 классов. Кроме того, в школе у меня уже была любовь. А посему бросил я эту рыбную мореходку, вернулся в школу и пошел сразу в 10 класс.
В 1952 году в город приехали купцы из разных военных ведомств и уговаривали школьников поступать в свои училища. Когда началась эта вербовка, в военкомате было не продохнуть от желающих начать офицерскую карьеру. Тут выяснилось, что в военный флот желающих нет. А в классе у меня училось немало летчиков и десантников, решивших доучиться до среднего образования. Некоторых просто принудительно направляли для того, чтобы соответствовали своим специальностям. Конечно, они меня агитировали за свои рода войск: «давай в авиацию дальнего действия! Летишь, как в трамвае едешь».
Ну и сдал я в летное документы. А пришел, смотрю — сидит капитан первого ранга. Подзывает меня: «На флот не желаете?» «Может, и желаю, да никого там не знаю» «Давайте на флот! Непременно!» «Куда?» «В Калининграде мест нет, значит — в Ригу. Там есть одно место в военно-морском артиллерийском училище и три места в училище береговой обороны». Согласился я. А на мандатную комиссию прихожу, военком орет на меня: «…мать, я Вас в стройбат отправлю! Ведь оформили уже вашу заявку!» Но тут мой купец от моряков встал: «Не…те молодого! Куда хочет, туда и выбирает!» Как в брачном агентстве.
Так попал я в рижское училище. Изучал корабельную артиллерию. Там за ночь выламывали внешнюю стену учебного класса, затаскивали туда корабельную артустановку размером со школьный спортзал и заделывали к утру проход. Это была башня линкора с орудиями главного калибра. Все это в центре Риги и весь город спал, работали бесшумно. Утром просыпаемся — пол-линкора в классе стоит. Весила та башня многие десятки тонн. Серьезное время было. Само училище — как тюрьма. Драли нас там страшно, дисциплина как на ядерном объекте, все зарегламентировано. Старшины все с фронта, настоящие. Бывал я в Питере недавно в училище подводного плавания — это не училище по сравнению с тем.
Путь под воду
Умер Сталин. А 10 марта зачитывают нам приказ: заведение преобразовывается в училище подводного плавания, вместе со всеми курсантами. Теперь все мы будем подводниками. Артиллерийские линкоры типа «Марат» или «Киров» выводились из состава флота. Артиллерия на морях доживала последние дни: пришло время ракетных комплексов. Нам честно рассказали о всех будущих преимуществах подводной службы, льготах и прочем. Но и обо всех проблемах, с которыми мы столкнемся, вплоть до медицинских осложнений сообщили все до копейки. Дали перечень училищ, куда можно перевестись. Ушло 27 человек.
Я обрадовался, конечно, ведь дядя был моим кумиром. Он погиб в подводной лодке 1942 году в Финском заливе. Матери прислали его орден Ленина. Позднее мне рассказывал о нем наш преподаватель, капитан второго ранга. Он его хорошо знал. Долгое время я занимался боксом, еще со школы. А все соревнования в училище проходили за счет отпуска — мы сильно отстали по программе обучения от всех высших училищ. Надо было наверстывать. Бокс пришлось бросить.
Закончил я училище в 1957 году, присвоили мне лейтенанта, пришел на лодку в Балтийске командиром группы. Учился почти 6 лет, да еще полугодичная стажировка. Была и такая практика в те годы — с последнего курса идешь служить срочную на лодку старшиной, потом возвращаешься в училище, доучиваешься и защищаешь диплом. Пошла служба.
В 57-м в Москве в ДТП задавили аж четырех молодых ребят. Один из них был сыном начальника наших курсов. Отец света белого не видел, его стороной обходили. Посадил он меня на гауптвахту под горячую руку за какую-то ерунду. И сидел я там еще лейтенантом с летчиком-истребителем Гареевым, воевавшим в Корее с американцами. Всех советских командиров тогда старались посылать в Корею с боевым опытом Великой отечественной. Начальником Гареева был герой Советского Союза. Американцы бились с нами на «Сейбрах». И начальники этого летчика возглавляли комиссию по изучению опыта воздушной борьбы с американцами. Так они прямо между собой говорили: на МиГ-15 нормальной борьбы с «Сейбрами» не получится.
Этот случай на гауптвахте мне показал, что, несмотря на привычную секретность всего, что можно засекретить в армии, офицеры очень много друг другу рассказывали. Это было важно, так передавались живые профессиональные сведения, без которых военный человек — как лошадь в шорах. Позднее, в Александрии, я постоянно наблюдал такой неформальный обмен опытом.