И эта война была бы завтра... (Свидетельство советского офицера, командира египетской подводной лодки о войне с Израилем) - [5]

   Через неделю звонок — ехать. Сел в «козла» нашего, заявился на квартиру к нашему египетскому командиру. Его мама из Каира по такому особенному случаю приехала. Угощает меня кофе, виски. Вот тебе и вся секретность! Оставляю я на столе сигареты и пошли. Багир спрашивает: «Зачем сигареты оставил?» «А это, чтобы мы с тобой вернулись!» Кругом ночь, приехали в военную гавань, там у них и база и штаб флота и вообще все. Команда строем в мечеть отправилась, потом завещание все написали, как у них положено.

   Заходим в штаб флота. Кабинет роскошный, огромный. У наших командующих ни на Балтийском флоте, ни на Северном таких кабинетов не было. И не снились нам такие кабинеты. Сидит командующий египетским флотом, начальник их разведки и черт те, кто еще. От наших советник комфлота, советник начштаба флота, советник комбрига Слепенчук и переводчик. Зачитывают боевой приказ. Это тебе не распоряжение о боевой службе. Распоряжение — указ. А приказ — закон. Там четко сказано: «Топить!»

   Они за лодки конечно боятся. Я их понимаю, дорого это все. В свое время Гитлера судили, в том числе и наши, за объявление неограниченной подводной войны. А как ты будешь каждый раз проверять принадлежность судна? Всплывать замучаешься. Услышал звук винтов и бей. Или зону определи, куда всем запрещено заходить. А тут, в египетском приказе так: топить при 100 %-ой уверенности, что идет вражеский военный корабль. И днем выше 70 м не всплывать, учитывая высокую прозрачность воды. И вот ты высасывай себе из пальца, кого топить, а кого не топить. Под перископ-то днем не встанешь, а ночью много ли увидишь? Эти их южные ночи — хоть глаз выколи.

   Ну, слушаю я себе и размышляю в тот роскошном кабинете. Половина гражданских судов идут сегодня уже на турбинах. У них звук, что у эсминцев, воет себе турбина и воет. И акустика такая была тогда, еще не совершенная. Тут ведь надо иметь на тренажере набор пленок с записями, чтобы музыкант этот, акустик шлифовался. А их еще нет. Думаю: «Вот ни х… себе у них приказы!»

   И еще интересный момент в приказе: при создании тяжелой тактической обстановки, обнаружении, преследовании подать определенный сигнал и занять по возможности другой район. При технической неисправности перейти в район такой-то, о чем донести. А лодки у них текущий ремонт не проходили. Ни одна! И под технические затруднения при необходимости можно подверстать что угодно.

   Встали после инструктажа, русские вышли через одну дверь, арабы через другую. Бугры наши мне: «Да пошла она на х… эта их бумага! Всплывай днем, ночью, наблюдай и топи!» Я говорю: «Это ж боевой приказ. Что случись, вы же меня первого посадите». «Да х. я все, брось ты. Не дрейфь». Ну, тут мы с арабами смешались и замолчали.

Первый поход. Гаспария, б…дь!

   Сели мы в лодку и отправились. Настроение, конечно, плохое, после такого совещания. Первые сутки не по себе было. На дворе 1970 год, а угодил на настоящую войну. Иду в надводном положении до Порт-Саида. Потом скрытыми переходами, днем под водой, ночью всплываю. Отходили позицию у Тель-Авива без толку, перезарядили батарею и — в Хайфу. Пришли, сутки хожу, а евреи все свои навигационные системы отключили — война идет. Я и говорю Багиру: «Надо место определить. Я всем этим радиостанциям и радиомаякам не верю — могут быть ложные. Давай-ка, всплывем, возьму я пару звезд, посчитаю, и будет нам место. Рассчитали заход солнца. А там как? Солнце садится — ни одной звезды нет, солнце село — горизонта нет, такая темень. Звезду на горизонт через перископ не посадишь. Рисок искусственного горизонта на сетке перископа не видно.

И что делать? Всплываю с намерением брать звезды вручную. А у евреев было объявлено: с заходом солнца не пересекать 20-мильную зону. Успел до захода — иди в порт. Не успел — дрейфуй, где хочешь, и близко не подходи. Риск, конечно. Всплыли у самого берега. Гляжу — стоит здоровенный транспорт на 20 000 тонн.

Лодка наша плохо диффирентуется из-за плохой работы баллонов воздуха высокого давления. Вот нас и перекосило малость, наружу показались. Тут он нас и увидел. И мгновенно зажег все огни, какие у него были. Специально показывает: мол, не стреляй, вот он я, гражданский! Я Багиру говорю: «Сваливаем отсюда быстро, он же полные штаны наложил. Сейчас донесет куда надо и будет нам елка на Новый год!» Кричу: «Гапсария, б…дь! (погружение)»

   Стали мы оттуда рулить по всем правилам противолодочной борьбы. Проходит два с половиной часа — доклад акустика: появились неприятные шумы. Через некоторое время уточняю — острыми курсами на нас идут очень быстроходные цели. Подсаживаюсь к египетскому акустику. Похоже, правда. Говорю Багиру: «Быстро всплываем и крутим «флагом», т. е. радаром, осматриваем цели и — на дно. Да, у евреев работают береговые локационные станции на такой случай. Но у нас мореходность хорошая, никто нас не обнаружит в таком коротком маневре. Мы их всех быстро установим».

   Подвожу его к экрану акустика — экран целями забит, но три точки сближаются. Багир не захотел всплывать. «Ладно, — говорю, — как хочешь. Тогда погружаемся до предела и делаем гидрологический разрез». Это значит, самописец нам написал от дна до поверхности звукопроводимость по глубинам. То есть я знаю, где меня гидролокатор хуже берет, где я сам хуже слышу и так далее. Где прятаться, надо указывает. Это все от плотности, солености воды и течений зависит. А лодка у нас хорошая, мы это все мгновенно сделали.