Более всего доктора Сандерса, когда он впервые заглянул во вдруг открывшийся зев дельты Матарре, поразил темный цвет реки. После бесчисленных проволочек крохотный пассажирский пароходик приблизился наконец к вытянувшимся в линию причалам; но хотя был уже одиннадцатый час, поверхность воды все еще оставалась серой и мутной, а вдоль берегов ее подкрашивал темный настой падающих в реку растений.
Время от времени, когда небо затягивали тучи, вода становилась почти черной, словно гниющая краска. Своего рода контрастом ей служила беспорядочно разбросанная горстка складов и маленьких гостиниц, собственно и составлявшая Порт-Матарре, которая сияла по ту сторону темной зыби призрачным блеском, словно освещали ее не лучи солнца, а какие-то источники света изнутри. Дома из-за этого обретали сходство с постройками заброшенного некрополя, возведенного на вереницах свай у самой кромки джунглей.
На эту пронизывающую все вокруг рассветную мглу, разрываемую изнутри внезапными сменами освещения, доктор Сандерс обратил внимание, томясь в долгом ожидании у поручней пассажирской палубы. Два часа отстоял пароход на середине эстуария, то и дело взывая к берегу нерешительными гудками. Если бы не смутное ощущение неуверенности, порожденное поднимающейся от реки тьмой, кое-кто из пассажиров просто сошел бы с ума от раздражения. Кроме французского десантного корабля, у причала, похоже, не было судов — ни больших, ни малых. Разглядывая берег, доктор Сандерс почти не сомневался, что пароход задержали преднамеренно, хотя и не понимал почему. Пароход этот являлся пакетботом, еженедельно доставляющим из Либревиля почту, бренди и автомобильные запчасти; отложить его прибытие более чем на несколько минут могла разве что вспышка чумы.
Политически этот заброшенный уголок республики Камерун все еще приходил в себя после попытки переворота десятилетней давности, когда группа заговорщиков захватила изумрудные и алмазные копи в Монт-Ройяле, в пятидесяти милях вверх по реке Матарре. Несмотря на присутствие военного судна — подготовку местных формирований курировала французская военная миссия, — жизнь в этом безликом портовом городишке в устье Матарре текла, казалось, своим чередом. Ватага ребятишек глазела, как разгружают джип. По набережной и по сводчатым галереям главной улицы слонялись люди; несколько груженных неочищенным пальмовым маслом шлюпок продрейфовало по темной глади реки на запад, в сторону местного рынка.
Тем не менее, беспокойство не рассеивалось. Озадаченный тусклым светом, доктор Сандерс внимательно всмотрелся в глубь материка, раскинувшегося за поворачивающей по часовой стрелке к юго-востоку рекой. Кое-где просветы в плотной стене леса отмечали проложенную там дорогу, но в остальном оливково-зеленая мантия джунглей без единой складки затягивала всю равнину до возвышавшихся вдалеке холмов. Обычно под лучами солнца верхушки деревьев выцветали и становились бледно-желтыми, но даже милях в пяти от берега доктор Сандерс видел сплетающиеся в бледном, безжизненном воздухе в единый свод темно-зеленые подобия кипарисов, мрачные и неподвижные, лишь чуть тронутые слабыми отблесками света.
Кто-то забарабанил по поручням, и шум разнесся по всему борту; десяток пассажиров, стоявших по обе стороны от доктора Сандерса, встрепенулись и, переговариваясь друг с другом, уставились на рулевую рубку; оттуда на причал безучастно взирал с виду ничуть не обеспокоенный задержкой капитан.
Доктор Сандерс обернулся к стоявшему от него в двух шагах отцу Бальтусу:
— Этот свет… вы заметили? Разве ожидается затмение? Солнце словно в нерешительности…
Священник спокойно курил, после каждой затяжки изящно вынимая изо рта зажатую в длинных пальцах сигарету. Как и Сандерс, разглядывал он не гавань, а лесистые склоны холмов у самого горизонта. В тусклом свете его худое лицо кабинетного ученого казалось осунувшимся и бескровным. Все три дня, пока пароход покрывал расстояние от Либревиля, священник держался особняком, явно озабоченный какими-то личными проблемами. Он разговорился со своим соседом по столу, лишь узнав, что доктор Сандерс работает в Форт-Изабель в госпитале для прокаженных. Сандерс вынес из разговора, что Бальтус после месячного отпуска возвращается в Монт-Ройяль к своей пастве, но слишком уж складным показалось ему это объяснение, почти автоматически повторенное несколько раз, что не вязалось с обычно неуверенной и запинающейся речью священника. Однако Сандерс конечно же учитывал свою готовность распространить на окружающих собственные двусмысленные мотивы посещения Порт-Матарре.
И все же поначалу Сандерс заподозрил, что отец Бальтус, быть может, вовсе и не священник. Обращенные внутрь себя глаза и бледные неврастенические руки пастыря делали его похожим на проштрафившегося послушника, все еще надеющегося обрести спасение в позаимствованной сутане. Однако отец Бальтус оказался самым что ни на есть настоящим, что бы это ни означало и чем бы ни ограничивалось. Старший помощник, стюард и несколько пассажиров узнали его, поздравили с возвращением и, похоже, приняли как должное его отчужденность.
