В выцветшем сирийском небе одиноким крестом парил орел. Казалось, он не тратит сил на то, чтобы висеть в воздухе, ветер сам несет его. Внизу простирались руины небольшого города Абу-эд-Духура, расположенного на юг от ставшего известным на весь мир Алеппо — оплота повстанцев.
Абу-эд-Духур пострадал не меньше, вот только о нем почти не писала мировая пресса. Кому интересна на фоне ста тысяч жертв, миллионов беженцев судьба нескольких тысяч? Город практически вымер. Все, кто мог, покинули его, оставив на месте лишь то, что нельзя унести, увезти с собой, — черные задымленные стены разрушенных домов, коробки заводских корпусов, улицы с воронками, оставленными авиационными бомбами.
Ветер гнал по пустынным улицам пыль, клочья газет и листовок, на перекрестках, между безжизненных светофоров, кружились в воздухе пластиковые пакеты, напоминавшие, что все же в казавшемся вымершем городе продолжается жизнь. Своеобразная, созвучная своему времени, а потому страшная жизнь.
Мало кто из пленников, попавших в руки отряда повстанцев, взявших под контроль мертвый город, мог изменить свою судьбу. От людей уже ничего не зависело, за них все решали те, у кого было в руках оружие. Даже собственная жизнь несчастным не принадлежала. Полторы сотни пленных — мужчин и женщин, представителей разных рас, стран, коротали день в душном дворике бывшего полицейского участка. На ночь их загоняли в здание изолятора временного содержания.
Дворик окружала высокая бетонная стена, на углах которой повстанцы устроили что-то вроде сторожевых площадок — на сбитых щитах уложили мешки с песком, за которыми располагались автоматчики. С северной стороны сразу же за стеной открывался фантастический промышленный пейзаж. Руины бывшего завода по производству строительных конструкций выглядели живописно. Местами проваленные перекрытия, хитросплетения проржавевшей арматуры, порванные ленты транспортеров, чудом уцелевшие кирпичные трубы, гигантские наклонные цилиндры шаровых мельниц. Кроме всего этого, да еще клочка выцветшего неба с крестом хищной птицы, больше изнутри двора ничего нельзя было увидеть.
Пленники, за редким исключением, здесь подолгу обычно не задерживались. Кого-то оперативно выкупали родственники или фирмы, кого-то — победнее, элементарно продавали в рабство, представителей противоборствующей стороны или даже союзных по борьбе с режимом президента Асада группировок выменивали на оружие, патроны, карты, тактические секреты. Ну, а тех, кому совсем не везло в этой жизни, боевики просто убивали, чтобы не тратиться на пищу для них. Происходило все это буднично, даже рутинно — затянувшаяся революция приучила людей к жестокости и обесценила чужую кровь.
Полуденная дрема укрывшихся в тень пленников на плацу оказалась прервана появлением главаря группировки, обосновавшейся в Абу-эд-Духуре, — Хусейна Диба. Этот человек был лишен всякого сострадания к тем, кто был слабее его. Внешность он имел довольно колоритную. Жесткая черная борода «лопатой» доходила до середины груди. Под кустистыми сросшимися бровями маслянисто поблескивали маленькие глазки. Голову туго обтягивала повязка с арабской вязью. Густая шевелюра, разросшаяся по всему телу, кустиками выбивалась из-под выреза и рукавов заношенной белой майки. В левой руке главарь отряда сжимал пистолет, правой теребил сердоликовые четки. Его ноги были полусогнуты, словно Хусейн собирался пуститься в пляс. Заглянув главарю в глаза, нетрудно было догадаться, что он основательно обкурился — обычное для него состояние, нездоровый блеск говорил об этом однозначно.
— Всем встать! — заорал он на сирийском диалекте арабского, нисколько не смущаясь тем, что далеко не все его понимают.
Люди стали медленно подниматься, подходить к стенам. Хусейна Диба их неторопливость взбесила.
— Я сказал! — крикнул он. — Тот, кто поднимется последним, получит пулю!
Последним оказался пожилой французский инженер. Его костюм все еще хранил былой лоск, а вот выражение самоуверенности с лица уже улетучилось. Немолодой мужчина уже шел к стене, когда Хусейн нажал спусковой крючок. Пуля вошла в землю прямо у ног инженера, подняв фонтанчик пыли. Светлые штаны немолодого француза стали темнеть между ног. Диб собирался попасть несчастному в спину, но промазал. Однако ему не хотелось признавать такой досадный промах.
— Шутка! — задорно выкрикнул он. — Лягушатник, иди к остальным, может, тебе еще раз повезет.
Пленники стояли молча. Явная неадекватность главаря повстанцев не сулила ничего хорошего. Когда наркоман берет в руки боевое оружие, жди беды. И она не заставила себя ждать. Диб запустил пальцы в бороду, прикрыл глаза, словно что-то вспоминал, затем его рот растянулся в кривой улыбке — такой широкой, что ее не мешала разглядеть даже густая растительность на лице.
— Ублюдки, — проговорил он. — Каждый из вас и засохшей коровьей лепешки не стоит. Все вы здесь собрались не случайно. Это я вас собрал вместе. Кто-то воевал против нас, кто-то сотрудничал с преступным режимом. И каждому из вас предстоит ответить за это. Думаете, откупиться деньгами? Но за кровь можно расплатиться только кровью. Посмотрите на мой родной город. Что из него сделали ваши друзья из Дамаска? Он мертвый! Абу-эд-Духура больше нет. Некому хоронить, некому оплакивать мертвых…
